Корабль судьбы (Книга 1)

— Прикрывайте ноздри, а то пыль налетит!

— Но дело того стоило! — в восторге протрубил еще один змей. — Потому что, если вытерпеть жару и пересечь область синеватых песков, перед глазами откроется… откроется…

Что?.. Шривер так ясно помнила великое предвкушение. Пески были сперва золотыми, потом начинали отливать голубизной, и ты знал, что почти добрался до цели, потому что за голубыми песками лежало НЕЧТО, ради чего не жаль было изнурять себя тяготами длительного голодного перелета и сражаться с песчаными бурями. Что же? Почему они дружно припоминали жару и чесотку, но не могли вызвать в памяти вожделенную цель?

— Погодите, погодите, — подал голос белый, и все повернулись к нему. — Я знаю, что ожидало нас там, за песками, за голубыми песками! Да, там мы узрели поистине нечто прекрасное и удивительное! Там было много-премного… — Он крутил головой, взгляд малиновых глаз обегал всех и каждого, чтобы удостовериться: весь Клубок его слушал. И наконец белый радостно завопил: — Дерьма! Наигромаднейшие кучи свежего, отменно вонючего, тепленького дерьма! И там-то мы провозгласили себя Повелителями Четырех Стихий: Земли, Моря, Небес — и, главное, Дерьма! Ой, как же мы торжествовали! Помню ясно, ну прям как сейчас!.. Скажи-ка, Сессурия Труп: не правда ли именно эти воспоминания суть ярчайшие, самые заветные, самые…

Чаша переполнилась. Оранжевая грива Сессурии встала дыбом, он распахнул пасть и ринулся на оскорбителя. Моолкин почти лениво перекатился навстречу, оказавшись между ними и оттерев Сессурию в сторону. Вожак есть вожак: на него Сессурия нипочем не позволил бы себе напасть. Остальные змеи шарахнулись кто куда, освобождая ему пространство, чтобы он мог без помех выплеснуть ярость. Его зеленые глаза метали молнии.

— Почему, — протрубил он, — мы должны терпеть этого слизняка, зачатого в протухшей грязи? Он издевается не только над нами, но и над нашей мечтой! С какой стати нам верить, что он вправду ведет нас к Той, Кто Помнит?

— Потому что он делает именно это, — ответил Моолкин. Приоткрыв рот, он втянул толику морской воды и выбросил через жабры. — Ощути вкус, Сессурия. Усталость и обида притупили твои чувства. Обрати же внимание на вкус воды и скажи мне, что в нем?

Громадный синий змей послушно сделал то же, что и вожак. И не только он один — большинство самцов и самок Клубка стали пробовать воду, в том числе Шривер. Сперва она ощущала только присутствие своих спутников, щедро сдобренное ядами, испускаемыми Падалью. Но потом… Этот тонкий аромат, который невозможно было спутать с чем-либо иным! Вода несла далекий след той, чья плоть была сущим сгустком воспоминаний. Шривер отчаянно заработала жабрами, вбирая, вбирая… В какой-то момент запах почти исчез, но потом вернулся и стал даже чуть сильнее, чем прежде.

Теллар, изящный зеленый певец, стрелой взлетел вверх, к границе Пустоплеса. Высунул голову в воздух, задрал ее к ночному небу и громко позвал. За Телларом кинулся весь Клубок. Змеи мчались быстрее всплывающих пузырей, чтобы высунуть головы следом за певцом. Их голоса слились в один волнующий хор. Неожиданно появился Моолкин. Он так спешил, что вылетел в воздух едва ли не на треть длины.

— Тихо! — приказал он, бухнувшись в воду и вынырнув снова. — Послушаем!

Головы и выгнутые шеи Клубка покачивались на пологих волнах. Высоко вверху плыла холодная зимняя луна и распускались крохотные белые лепестки звезд. У всех змеев торчком стояли напряженные, полные яда гривы — должно быть, морская поверхность казалась луне луговиной, полной ночных цветов.

Какое-то мгновение змеи слышали только плеск воды и дыхание ветра…

Но потом где-то вдали зазвучал голос невообразимой притягательности и чистоты.

— Придите ко мне, придите, и я помогу вам вспомнить себя. Придите к Той, Кто Помнит, и ко всем вернется прошлое, а с ним каждый получит и будущее. Придите! Придите!

Теллар затрубил, охваченный вдохновением и восторгом.

— Тихо! — сурово повторил Моолкин. — А это еще что такое?

Ибо к первому голосу неожиданно присоединился второй. Этот новый голос был несколько странным. Ему недоставало протяжности и глубины, отчего и слова звучали довольно-таки необычно. Но кто бы она ни была, эта вторая самка, она эхом повторяла призыв Той, Кто Помнит.

— Придите ко мне, придите! Вас ждет будущее и прошлое! Придите, и я поведу вас, я буду вас защищать. Придите и повинуйтесь моему слову, и я отведу вас домой. Вы снова встанете на крыло, вы снова взлетите!

Все головы повернулись к Моолкину, все сверкающие глаза устремились на вожака. Его грива жесткий щетиной обрамляла горло, с каждой мясистой иглы капал яд.

— Мы идем! — протрубил Моолкин, впрочем негромко — так, чтобы слышал только Клубок, но не обладательницы манящих голосов. — Мы идем… но с должной осторожностью. Происходит нечто непонятное… а нам уже случалось обманываться, и жестоко. Идемте же… Все за мной!