Корабль судьбы. Том 2

Малта даже удивилась обиде, которая при этом охватила ее. Она крепче приклеила улыбку к лицу и стала глядеть в никуда. Они пировали, попивая драгоценные вина и закусывая деликатесами, без сомнения разбойно взятыми на других кораблях. А после ужина воскурили изысканные «травы наслаждения», почерпнутые из личного запаса капитана Дейяри, хранимого в лакированной шкатулке. Позже сатрап с негодованием пояснил ей, что калсидийский корабль отнюдь не пиратствовал, но был одним из его, сатрапа, вполне законных сторожевиков, а добыча в трюме была опять-таки законно отобрана у контрабандистов и «настоящих» пиратов. «Следует тебе знать, — сообщил он Малте, что один из моих вернейших вельмож вложил немалые деньги в найм именно этого корабля, а потому имеет долю во всем, что тот добудет».

В общем, вечер выдался, мягко говоря, нескончаемый, но Малта умудрилась отыграть свою роль, так ни разу и не сфальшивив. Выдержка не изменила ей и тогда, когда она препроводила сатрапа обратно в «их» каюту, переодела его на ночь и как могла уклонилась от его приставаний — правду сказать, достаточно вялых. И только уверившись, что Касго крепко заснул, она позволила себе разреветься. «Научиться быть услужливой и полезной…» Неужели это и вправду все, что ей в жизни осталось? Малта вдруг с ужасом осознала, что примерно такой, кажется, была жизненная позиция ее собственной матери. Вот уж была образцовая жена для Малтиного отца-калсидийца. Услужливая и полезная, ни убавить ни прибавить. Интересно, что сказал бы папа, если бы мог сейчас ее видеть? В ужас пришел бы? Или сказал бы, что его дочь наконец поняла, что такое настоящая женственность? Малту больно ранили собственные сомнения в человеке, которого она так любила. Она ведь всегда верила, что и он любил ее, причем даже больше, чем сыновей. Но, спрашивается, что именно в ней ему нравилось? То, что она была независимой девушкой, дочерью торговцев из старинной семьи? Или ему больше по вкусу пришлась бы ее нынешняя роль? По-калсидийски приниженная?

Вот такие малоприятные мысли одолевали Малту, пока она подгоняла шнуровку на лифе синего платья и подпоясывала его таким образом, чтобы не запутаться в юбках и не наступить на подол. Потом она расчесала волосы и заколола их в низкий узел на затылке, а рассеченный лоб прикрыла шелковым шарфом. И только тогда принялась рассматривать себя в зеркале. Жизнь на корабле пошла явно не на пользу ее коже. Она выглядела гораздо бледнее, чем следовало, а вот веки и губы совсем загрубели от ветра. «Какой-то заскорузлой я стала, — сказала она себе. — Ну прямо служанка, которую в хвост и в гриву гоняют…»

И она решительно опустила крышку сундука. В конце концов, не внешность, а поведение снискало ей уважение команды и капитана. Если сейчас позволить себе растерять завоеванное, с ними опять станет невозможно дело иметь. Ей весьма мало верилось, что Касго без нее сумеет с ними хоть какую-то кашу сварить. Кто вообще посчитал бы его за сатрапа, если бы она перед ним ежечасно не пресмыкалась? Малту тошнило от мысли о том, сколько сил она тратила, всячески поддерживая его убеждение в собственном превосходстве. И, что еще хуже, чем более она в этом преуспевала, тем более привлекательной казалась этому говнюку. Только то и спасало, что она была физически сильнее его. Когда он принимался совсем уже распускать руки, она их ему очень быстро укорачивала, не забывая почтительно приговаривать, что, мол, ни в коем случае недостойна высокого монаршего внимания.

Малта всунула босые ступни в мягкие кожаные туфельки. Вот теперь она была совершенно готова. Она подошла к ложу сатрапа, нарочито громко прокашлялась и отодвинула занавеску. Все это она проделывала затем, чтобы — Са спаси и сохрани — случайно не застать его величество за каким-нибудь непотребством.

— Великий господин мой, прости милосердно, что нарушаю твой отдых, но я прошу позволения принести тебе завтрак.

Он приоткрыл один глаз:

— Дозволяю. Только смотри, пусть все будет горячим, а не едва тепленьким, как вчера!

— Всенепременно, мой повелитель, — смиренно поклонилась она.

Не напоминать же ему действительно, что вчера, когда она принесла ему завтрак, он еще долго валялся в постели и курил, а потом начал жаловаться, что все остыло. Ну конечно: он никогда не бывал ни в чем виноват. Малта накинула на плечи плащ и тихо вышла за дверь.

Эти несколько минут, пока ее не видел сатрап, пока она шла сама по себе, ни у кого не спрашивая дозволения, были самым лучшим временем; ей даже казалось — тайно похищенным для личного пользования. Когда она наталкивалась на матросов, они, понятное дело, глазели на ее головную повязку и обменивались замечаниями, но — сугубо у нее за спиной. Но — прежде уступив ей дорогу.