Корабль-звезда

Ирма привела его в более-менее приемлемое состояние самым прямым из доступных методов. Он признал, что за ней водятся неожиданные таланты. Клифф, впрочем, и так всегда старался подбирать себе в напарники людей более умных, сноровистых, лучше приспособленных к окружению, чем он сам; но порой те проявляли совершенно непредвиденные умения. Ирма – как раз из таких. В межзвездной экспедиции, перевернувшей представление о мире с ног на голову, она проявила себя с лучшей стороны.

Вместе с тем он понял, что достиг своего потолка – и пробил его. Клифф не имел боевого опыта, но ему удалось выйти из первой стычки с Птицами, отделавшись единственным ранением. Эта рана почти зажила, когда Птицы вернулись, и не на одной небесной рыбе, а сразу на шести. И убили столько силов, что несть тем числа. Конечно, Птицы рассчитывали заодно зацепить и людей, но не этим объяснялся многочасовой обстрел.

Птицы требовали повиновения и знали, как его обеспечить. За нарушение дисциплины полагалась кара; возмездие восстанавливало порядок, порядок же обеспечивал стабильность, необходимую, чтобы исполинская вертушка Чаши продолжала полет по заданной в древности траектории, к Глории и более далеким звездам.

Учись мыслить, как мыслят Птицы, подумал он. Иного способа выжить в этом труднопостижимом, ужасном, но чудесном месте нет.

Он постепенно перенимал от Кверта отношение к насилию. В конце концов, потери случаются постоянно. На «Искательнице солнц» все понимали, что, покидая Землю, расстаются с близкими и друзьями навеки. Клифф попробовал оформить свои ощущения словесно, и это удалось.

Ты потеряешь тех, без кого не мыслишь жизни, сердце твое разобьется, и полностью компенсировать утрату любимых тебе так и не удастся. Но есть и хорошие новости. В твоем разбитом сердце пребудут они вечно, в незаживающей ране останутся жить. И ты пойдешь дальше, неся их в себе. Все равно как если, сломав ногу – да так серьезно, что она плохо срослась, – заново учиться танцевать, прихрамывая и помня, что в холодную погоду вновь испытаешь боль.

11

Клифф прислушивался к низким глубоким раскатам поминальной мелодии силов. Он понимал, какую честь оказали землянам: присутствовать на публичной тризне изящных чужаков, слушать медленную гулкую симфонию плачущих голосов, доступную и человеку, по крайней мере эмоционально. Поистине, основы музыкального восприятия едины. Основная тема переливалась сложными внутренними ритмами, рождала подтемы, но затем, словно набрав силу, те сливались в единый высокий стонущий плач, перемежаемый прекрасными и суровыми нотами. В скальном амфитеатре силов было принято стоять во время исполнения музыки и сидеть в остальное время. Угловатые морды силов, поднятые к небу, морщились и дергались от тоски.

Чужаки понесли тяжелые потери в бою с безжалостными небесными бестиями. Исполины уничтожили множество силов, но сделали это в довесок к наказанию за то, что те посмели укрыть людей. Вероятно, здесь огонь по гражданским не был чем-то необычным, поскольку силов развитие событий, казалось, не удивляло.

Клифф сидел и размышлял, а музыка обволакивала его. Обволакивала всех: он чувствовал, как ее тонкие эффекты овладевают соседями. Силы выражали эмоции едва уловимыми движениями глаз, и странное удлинение складок кожи рядом с глазницами, вероятно, выражало скорбь.

И всему виной земляне… Его маленький отряд уже долгое время в бегах, но лишь сейчас им придется свыкнуться с мыслью, что Птицы, правители этой исполинской крутящейся машины, без раздумий пойдут на массовое убийство, лишь бы схватить людей. Но почему люди им так важны? Вопрос мучил Клиффа, придавал медленной печальной поминальной музыке дополнительную суровую тяжесть.

Мелодия взлетала и опадала, длинные басовые ноты вибрациями катились среди изысканно отделанных скальных стен. Кверт, вождь силов, стоял, обратив лапы к небу, окруженный большими духовыми инструментами, которые, в отличие от земных оркестров, не были пространственно разделены, но это не мешало их партиям гармонично сливаться в единой глубокой симфонии, низкочастотными компонентами резонирующей с эхом в стенах амфитеатра. Зрелище внушало трепет. У силов тоска проявлялась в тех же музыкальных темах, что у людей: скользящие грациозные мелодии понемногу мрачнели и наращивали амплитуду. И вдруг все обрывалось шокирующе резкой трелью, которую голоса хора, казалось, возносили к небу на протяжении вечности, сопровождая грозный гул инструментов.

Молчание.

Никаких аплодисментов. Лишь скорбь.