Кораблекрушение «Джонатана»

Рыбаки занимались не только охотой на тюленей, но и китобойным промыслом. В проливах архипелага ежегодно забивали до тысячи китов. Поэтому в сезон охоты различные китобойные шхуны, знавшие, что в Либерии им будут предоставлены те же льготы, что и в Пунта-Аренасе, частенько наведывались на Осте.

Наконец, эксплуатация песчаных отмелей, покрытых миллиардами всевозможных ракушек, положила начало новой отрасли торговли. Особое значение имели чрезвычайно вкусные съедобные моллюски[122]. Суда набирали их полные трюмы и продавали в южноамериканских городах по пяти пиастров за килограмм.

Водились также омары[123], лангусты[124] и гигантские крабы. Эти богатства перерабатывались на консервной фабрике, которой управлял Хальг, и расходились по всему свету.

Хальгу исполнилось двадцать восемь лет. Он обладал всем, что необходимо для счастья. У него была любящая жена, трое прелестных детей, он было здоров, и состояние его быстро увеличивалось. Кау-джер лишь радовался, глядя на дело рук своих.

Что же касается Кароли, то он не только не участвовал в управлении фабрикой, а вообще перестал заниматься рыбным промыслом.

Поскольку Новый поселок превратился в важный и удобный порт, то число прибывавших туда кораблей увеличивалось из года в год. Здесь имелся прекрасный рейд, пожалуй, более надежный, чем в чилийской колонии, и поэтому суда, проходившие Магеллановым проливом, предпочитали не Пунта-Аренас, а остельский порт.

Так что Кароли пришлось вернуться к своей старой профессии. Сделавшись начальником порта и старшим лоцманом[125], он сопровождал суда, направлявшиеся в Пунта-Аренас или в фактории, разбросанные по архипелагу. Дел было по горло. Теперь он мог встречать корабли при любой погоде, подходя к ним на тендере[126]водоизмещением в пятьдесят тонн с командой из пяти человек.

«Уэл-Киедж» все еще существовала, но ею больше не пользовались. Она стояла на приколе в порту, как старая и верная служанка, ушедшая на покой.

Подобно всем настоящим труженикам, которые, едва закончив одно дело, сразу же принимаются за другое, Кау-джер, дав возможность Хальгу самостоятельно продолжать свой жизненный путь, тотчас же принял на себя новые обязанности, связанные со вторым усыновлением. Но Дик не вытеснил Хальга из сердца воспитателя, а занял место рядом с ним.

Ему шел тогда девятнадцатый год. Более шести лет он обучался у Кау-джера. Юноша выполнил обещание, данное им в детстве. Он прилежно работал, легко усваивал знания, преподносимые учителями, и постепенно сам превращался в ученого.

Пережив в детстве тяжкие испытания и познав все стороны жизни, Дик, несмотря на свою юность, был скорее последователем и другом, чем учеником Кау-джера. Правитель относился к нему с полным доверием и считал его своим преемником. Жермен Ривьер и Хартлпул были, несомненно, тоже надежными людьми, но первый никогда не согласился бы бросить свои прибыльные лесные разработки ради общественных дел. А Хартлпул, великолепный исполнитель, мог действовать только в соответствии с полученными инструкциями. Кроме того, для управления людьми у обоих не хватало широты кругозора и интеллектуальной культуры. Для этого больше подошел бы Гарри Родс, но он уже состарился, да и, вообще не отличаясь особой энергией, наверное, сам отказался бы от такой ответственности.

В противоположность им, Дик обладал всеми качествами, необходимыми для руководителя колонии. Он был незаурядной личностью и по образованности, интеллекту и характеру мог стать настоящим государственным деятелем. Приходилось только сожалеть, что такие блестящие способности ограничатся столь узким полем деятельности, как остров Осте.

Политическое положение колонии было также весьма благоприятным. Между ней и Чили завязались дружественные отношения. С каждым годом чилийское правительство все больше убеждалось в правильности принятого им решения.

Присутствие на архипелаге Магеллановой Земли таинственного незнакомца, ставшего во главе Остельского государства, вначале показалось подозрительным. Власти не скрывали по этому поводу своего неудовольствия и беспокойства, но в силу сложившихся условий ничего не могли поделать. На этом независимом острове трудно было не только установить происхождение чужеземца или потребовать у него отчета о его прошлом, но и попросту разыскать его. Если бы оказалось, что Кау-джер был в прошлом бунтарем (а его поведение подтверждало эти предположения) и многие страны не пожелали терпеть его присутствия, то на Исла-Нуэва ему, конечно, не удалось бы избежать дознания полиции. Но он укрылся на острове Осте, и, когда в Чили убедились, что после первоначальных анархических смут там благодаря твердому правлению Кау-джера воцарился порядок, стала развиваться торговля и благосостояние колонии непрерывно повышалось, между губернаторами Осте и Пунта-Аренаса установились прекрасные, ничем не омрачаемые отношения.

Так прошло пять лет, за которые остельская колония укрепилась еще больше.