— Нет,— ответил Кау-джер,— мне нужна свобода — полная, неограниченная, абсолютная. Кроме того, я настолько устал повелевать, насколько неспособен подчиняться. Поэтому я удалюсь, оставив право избрать себе преемника.
Чилийский офицер внимательно слушал эти неожиданные для него заявления. Неужели горькое разочарование, звучавшее в словах правителя, было искренним? Неужели он ничего не потребует лично для себя?
— Моего преемника[151]
зовут Дик, — продолжал тот печально, после краткого молчания,— фамилии у него нет. Он молод, ему едва исполнилось двадцать два года. Но я воспитал его сам и полностью полагаюсь на него. Только ему одному доверяю я управление остельской колонией. Таковы мои условия.— Принимаю их,— заявил чилиец, радуясь победе, одержанной по главному пункту.
— Что ж, прекрасно,— закончил губернатор,— я изложу наш договор в письменном виде.
И он принялся за работу. Потом оба подписали соглашение в трех экземплярах.
— Один экземпляр — вашему правительству,— объяснил Кау-джер.— Второй — моему преемнику. Третий же я оставляю себе. Если содержащиеся в договоре обязательства будут нарушены, я сумею — можете в этом не сомневаться! — обеспечить их выполнение… Но это не все,— добавил он, представив еще один документ.— Осталось оформить мое личное положение. Будьте любезны взглянуть на этот второй договор, определяющий мое будущее в соответствии с моими желаниями.
Чилийский офицер повиновался. По мере того как он читал, на его лице отражалось все большее удивление.
— Как! — воскликнул он, закончив чтение.— Вы всерьез предлагаете это?
— Настолько всерьез, что даже ставлю это как conditio sine qua non[152]
для согласия по всем остальным пунктам нашего договора. Принимаете ли вы это условие?— Принимаю,— подтвердил посланник.
Оба скрепили подписями второй документ.
— Переговоры закончены,— сказал губернатор.— Отправьте ваших солдат обратно на корабль. Ни под каким предлогом чилийские вооруженные силы не должны появляться на Осте. Завтра же можно будет ввести новый порядок. Я сделаю все, чтобы не возникло никаких осложнений. А до тех пор требую сохранения абсолютной тайны.
Оставшись один, Кау-джер тотчас же вызвал Кароли. Пока его искали, губернатор написал короткую записку и вложил ее в конверт вместе с одним экземпляром только что подписанного договора. Потом составил небольшой список самых различных предметов. Все это заняло лишь несколько минут и было закончено задолго до прихода индейца.
— Погрузи на «Уэл-Киедж» все, что здесь перечислено,— приказал правитель, протянув список, в котором, помимо продуктов и одежды, значились порох, пули и всевозможные семена.
Несмотря на привычку к слепому повиновению, Кароли не мог удержаться от вопросов. Значит, Кау-джер собирается путешествовать? Почему же тогда не воспользоваться вместо старой шлюпки портовым катером? Но на его вопросы тот ответил только одним словом:
— Повинуйся!
Когда индеец ушел, губернатор приказал позвать Дика.
— Сын мой,— сказал он, отдавая ему только что запечатанный конверт,— вот документ, который предназначается тебе. Завтра на заре ты вскроешь конверт.
— Будет исполнено,— коротко ответил молодой человек.
Он ничем не выдал своего удивления. Теперь Дик умел владеть собою. Он получил приказ. Приказы выполняют не обсуждая.
— Хорошо, а теперь иди, мальчик, и точно следуй всем моим указаниям.
После его ухода Кау-джер подошел к окну и поднял штору. Долго смотрел он вдаль, как бы желал навсегда запечатлеть в памяти все, что уже не суждено ему больше увидеть. Перед ним расстилалась Либерия, за нею — Новый поселок, а еще дальше — высились мачты кораблей, стоявших в порту. Вечерело. Рабочий день заканчивался. Оживилось движение на дороге, ведущей из Нового поселка. Затем в сгущавшихся сумерках загорелись огни в окнах домов. Этот город, эта кипучая трудовая жизнь, это благополучие — все было создано им. Перед мысленным взором нашего героя предстало пережитое, и его усталое сердце преисполнилось гордостью.
Наконец настало время подумать и о себе. Не колеблясь он покинет этих людей, превращенных им в богатый, счастливый и сильный народ. Вместо одного правителя у них будет другой — остельцы могут даже не заметить этого события. Но сам Кау-джер умрет так же, как и жил,— свободным!
Он не станет омрачать прощанием свой отъезд, приносящий ему освобождение. К чему? Уже второй раз он уходил от человечества… И снова Кау-джер чувствовал, как его сердце переполнилось радостью, необъятной как мир. Это неискоренимое чувство не нуждалось в таких сентиментальных поступках, как прощание.
Близилась ночь. Подобно отяжелевшим векам, смыкаемым сном, закрывались ставни в окнах, постепенно гасли огни. Наконец совсем стемнело.
Кау-джер вышел из управления и направился к Новому поселку. Дорога была пустынна. Он не встретил ни единой души.
«Уэл-Киедж» покачивалась на волнах у набережной. Губернатор вскочил в нее и оттолкнулся от берега. Посреди бухты чернел силуэт чилийского корабля. Как раз в этот момент там отбивали склянки[153]
. Кау-джер вывел шлюпку в море и поднял парус.