Корабли идут на бастионы

Два мальчика в белых безрукавках, шитых золотом, несли перед сенатором красную бархатную подушку. Легко и непринужденно они поднялись на возвышение и положили подушку на стол перед адмиралом. На подушке блестела золотая медаль с надписью: «Федору Федоровичу Ушакову, российских морских сил Главному начальнику, мужественному освободителю Итаки».

Пока сенатор говорил речь, Орио, улыбаясь, наклонился над столом и перевернул медаль. На другой стороне медали был изображен Одиссей.

– Прекрасная работа, ваше превосходительство, – шепнул Орио с видом человека, сделавшего хорошее и удачное дело. – Это – работа лучшего мастера Итаки.

Закончив чтение письма от граждан острова Итаки, сенатор подал письмо Ушакову.

Вторую медаль с надписью: «В знак спасения Ионического острова Цефалонии»» поднес адмиралу сенатор, похожий на евнуха.

Орио опять поднял, будто магический жезл, свою трость. Под пение хора мальчиков, медленно и важно, как жрецы в храме, приблизились два сенатора от острова Занте: Анастасий Карер и Джиованни Власто.

Споткнувшись о бархатные ступени, хилый и немощный Карер встал перед Ушаковым и заговорил слабым, едва слышным голосом, чуть приоткрывая бледные губы.

Всякий, кому не был известен Анастасий Карер, удивлялся, узнав, что этот полуживой старец представлял в Сенате интересы самого большого и богатого города на островах. Однако слабые синеватые руки сенатора Карера крепко держали всю торговлю коринкой, а его тихий голос доставлял немало неприятностей английской торговой конторе, боровшейся со старой системой сбора. Коринка по-прежнему поступала сначала в сераль. Цены на нее устанавливал Совет острова, устраняя таким образом всякие непосредственные сношения между местными поставщиками и английской конторой.

Ушакову пришлось податься вперед и слегка наклониться, чтобы услышать Анастасия Карера. Едва кто-нибудь из гостей или сенаторов пытался шевельнуться, кашлянуть или прошептать слово соседу, Орио поднимал свою трость. И все же, несмотря на тишину, адмирал не расслышал и половины того, что говорил престарелый сенатор. Впрочем, письмо, которое читал тот, преподносилось вместе с дарами и Ушаков мог прочитать его после.

– Благоволите принять, – с усилием повысил голос Карер. – Благоволите принять по врожденному вашему великодушию сей малый памятник, драгоценнейший залог, приносимый вам от сердец наших. Обращая на себя взоры ваши и внимание, залог этот всегда побуждать вас будет к нежному человеколюбию, и сердце ваше, переходя к потомкам вашим, утвердит их в любви к народам, победоносной десницей вашей от тиранства освобожденным…

Автором письма зантиотов был Джиованни Власто, Поэтому он слушал Карера, смакуя каждую фразу. Что ни говорить, но слова могли быть столь же вкусными, как лучшее оливковое масло с острова Кефалония. Власто издавна и неустанно следил за всеми действиями Ушакова, прислушивался к слухам и разговорам о нем. Поведение русского адмирала несказанно удивляло венецианца, а полное пренебрежение Ушакова приятной возможностью приобретать, когда приобрести можно было так много, казалось непостижимым. Сам Власто никогда не упускал таких возможностей, считая пороком всякое проявление нерасчетливости; тем не менее ему нравились люди щедрые и бескорыстные. Вот почему, составляя письмо, он особенно подчеркнул свое уважение к человеколюбию и великодушию адмирала. Когда Карер закончил чтение, настала очередь Джиованни Власто. Он протянул Ушакову большой золотой щит. На щите были изображены все воинские дела и трофеи русского флотоводца.

– Обратите внимание, ваше превосходительство, сколь искусна отделка, – зашептал Орио. – Художник занимался ею несколько месяцев с неутомимым прилежанием и рачением. Способность его привела в совершенство этот памятник ваших славных побед.

На блестящей поверхности металла Ушаков увидел свои корабли при атаке острова Видо. Художник постарался запечатлеть все подробности: дымное небо, бурливые волны, паутину снастей…

Мальчики в белых куртках преподнесли адмиралу золотой меч, украшенный эмблемами Марса.

– Да удостоится наш город счастием, чтобы этот меч был принят непобедимым героем с великодушным снисхождением, – просительно и более отчетливо, чем до этого, сказал Карер.

Власто добавил:

– Да будет этот меч всегда обнажен на вспоможение удрученного человечества и да прославится он в деснице правой и сильной, на защиту разума и справедливости подъемлемой.

Представителей Занте сменили сенаторы города Корфу. Они вручили адмиралу второй золотой меч.

Снова встал Орио, высоко подняв трость.

– Просим покорнейше, ваше превосходительство, – твердо произнес он, – за благоволение и покровительство ваше, коими по сие время вы нас благотворили, позвольте народу нашему единогласно почитать вас отцом своим!

Все поднялись. Шум приветствий слился с громом оркестра и пением хора, с приглушенным, словно далекий прибой, гулом голосов, долетавшим в зал снаружи – с площади и близлежащих улиц.

Опираясь рукой на спинку кресла, адмирал несколько раз поклонился.