Корабли идут в Берлин

— «Верному» — идти прежним назначением. «Передовому» и «Жемчужину» — восстанавливать машины и ждать аварийно-спасательную партию, она должна подойти по левому берегу. Если на противоположный берег выйдет противник и обнаружит корабли — вести огонь до последнего снаряда. Если возникнет опасность захвата кораблей противником — корабли взорвать.

— А если «Верному» взять на буксир «Жемчужина» и «Передового» и идти всем вместе, а ремонтироваться на ходу? — предложил старший лейтенант Терехин. — Артиллерия трех кораблей — немалая сила. Если противник откроет огонь с берега, отобьемся, прорвемся!

— Нет! — не согласился Павлов. — Два корабля на буксире «Верного» — много. В случае обстрела он не сможет маневрировать, эффективно стрелять. Да и мы тоже. Идите одни.

— Есть! — вынужден был согласиться Терехин.

Вернувшись на свой корабль, Терехин собрал команду.

— Идем одни. Таков приказ. Может быть, снова придется прорываться с боем. На этот раз нам не поможет артиллерия других кораблей. Вся надежда только на себя. До выхода два часа. За это время исправить все повреждения, корабль к бою и походу изготовить!

Нещадно палившее августовское солнце уже перекатилось за зенит, когда «Верный», сбросив зеленую маскировку, отвалил от береговой кручи. Комендоры заняли места по боевому расписанию, готовые в любую секунду открыть огонь.

Терехин стоял на мостике с биноклем, внимательно всматриваясь в правый берег. Особенно тщательно вглядывался он в дорогу, тянувшуюся вдоль реки меж прибрежными селами. Дорога то подходила к реке совсем близко, то отдалялась в степь на несколько километров. Терехин радовался — она была пустынна. Но вот сердце тревожно екнуло — вдали на дороге показалось чуть приметное, низко стелющееся по земле мутновато-белое облачко, оно быстро приближалось, росло, вытягивалось, напоминая собой дымзавесу на ветру…

Терехин подкрутил окуляры, присмотрелся — автоколонна. Движется с запада. Свои спешно отходящие войска? Или немцы?

Корабль и далекая автоколонна, до которой было не меньше пяти-шести километров, шли навстречу друг другу, быстро сближаясь. Теперь сквозь пелену пыли уже можно было разглядеть, что по дороге движутся десятки бронемашин, танков, грузовиков с орудиями на прицепе. Различались очертания отдельных машин, было видно — по обочине и впереди колонны катят многочисленные мотоциклы. Нет сомнения, это враг! Первая ли это колонна, головная, или где-то поблизости и другие силы противника уже вышли к берегу?

Совсем невысоко над кораблем в воздухе словно рванули невидимое полотно.

— Батарея противника справа! — выкрикнул стоявший на мостике вблизи Терехина сигнальщик. Но Терехин видел уже и сам — чуть впереди по ходу, в густых зарослях, подступающих к самой воде, мелькнула вспышка орудийного выстрела, неподалеку от нее — вторая, третья, четвертая…

Орудия «Верного» развернулись вправо, открыли огонь.

Канонерская лодка шла прежним курсом, вниз по течению, ведя бой с теми батареями и танками противника, которые еще раньше свернули с дороги и заняли позиции вдоль берега на протяжении многих километров. Очевидно, в этом месте противник вышел к Днепру раньше, чем в Тарасовку.

Если бы в это время посмотреть на «Верный» несведущим глазом, можно было бы удивиться, как странно движется корабль, возле которого то и дело вскидываются пенные столбы от падающих в воду снарядов. «Верный» то увеличивал ход, то сбавлял, то вдруг круто разворачивался, словно бы намереваясь лечь на обратный курс, то совершал плавные эволюции. Глядя со стороны, трудно было бы даже за две-три минуты предугадать, куда пойдет канонерская лодка.

Терехин искусно маневрировал, сбивая противнику пристрелку, и в то же время совмещал маневр с моментом выстрела то одного, то другого корабельного орудия. Он вел корабль так, чтобы комендоры могли посылать свои снаряды возможно более метко. И замолкали на берегу вражеские пушки…

Однако и «Верному» доставалось. Осколки железным дождем сыпались на его палубу и надстройки. Все новые вмятины и даже пробоины появлялись в бортовой броне.

Осколками снаряда, ударившего в палубу, сорвало с гафеля флаг. Корабль без флага — значит, он уже не сражается. Противник на берегу мог решить, что «Верный» сдается на милость сильнейшего. Но сигнальщики не дали врагу торжествовать победу. Не обращая внимания на свистевшие вокруг осколки, они подняли флаг снова, и он гордо заполоскался на ветру.

Еще разрыв — флаг сбит вторично. Но проходят секунды, и он вновь реет над ведущим бой кораблем…

Четыре часа шел «Верный» под обстрелом. На правом берегу на протяжении тридцати километров стояли, держа под прицелом фарватер, немецкие танки и полевые батареи. Благодаря искусному маневрированию и меткости комендоров канонерская лодка прошла эти тридцать огненных километров, не получив серьезных повреждений, заставив при этом замолчать несколько вражеских орудий и подбив пятнадцать танков.