Корабли Мериора

Кровь стучала в висках, и ее стук заглушал внешние звуки. Пескиль напряг слух. Похоже, варвары не выпустили больше ни одной стрелы. Никто из дозорных, продуманно расставленных им в самых опасных точках, не подавал сигналов тревоги. Окружающая тишина доконала обессилевшего Пески ля.

Его захлестнуло волной гнева. Кто, как не он, знал обо всех коварствах Вальгапского ущелья? Кто без конца напоминал своим людям, чтобы держались настороже? Затылок стал горячим от вытекавшей крови. Какая непростительная глупость! Пытаться уберечь других и напрочь забыть о собственной уязвимости. А Джирет не забыл. Он терпеливо выслеживал свою главную добычу. И выследил.

Только сейчас Пескиль в полной мере оценил, насколько последовательно действовали варвары. В первые две недели марша они вообще не напоминали о себе, чем усыпили бдительность большинства солдат и многих офицеров. Затем налеты, ловушки, нарастающий страх. И снова пара недель полного спокойствия. К чему понапрасну тратить силы, если впереди их ждало Вальгапское ущелье? Здесь варвары развернулись во всю мощь: сначала измотали полуголодных солдат, а теперь выбили из игры и своего главного противника. Тридцать пять тысяч! Может, теперь принц Лизаэр наконец поймет, что численность армии — это еще не все?

К Пескилю подбежали дозорные. Испуганные и молчаливые, они послали одного из бойцов вниз за подмогой и носилками. Командир лежал, прикрыв глаза, и хрипло дышал. Дыхание только усугубляло его мучения: с каждым вздохом острие стрелы все глубже вонзалось в шею.

На носилки его положили ничком. Кто-то придерживал хвост стрелы, чтобы не добавлять раненому страданий. Пескиль выкрикивал беззвучные проклятия клану Валерьен-тов. Ничего другого он уже не мог.

Сумерки были ранними. Очнувшийся Пескиль увидел, что заплесневелые стенки шатра потемнели. Кисло пахло грязной шерстью и еще — сланцевым щебнем. Пескиль особенно ненавидел этот запах.

Потом его нос уловил и другие запахи: лекарственных трав, мази и, конечно же, запах собственного паленого мяса. Значит, лекарь успел извлечь стрелу и прижечь рану. Пескиль и без лекаря знал, что обречен. Интересно, хватит у того мужества сказать, что жить господину командиру осталось считаные часы? Или побоится и начнет молоть какую-нибудь успокоительную чепуху?

Он лежал на койке, с которой ему уже не суждено было встать. И какая разница, чем он накрыт — походным плащом или шелковым одеялом с гербом династии Илессидов?

Принц находился рядом. Пескиль это понял, увидев мелькнувшие золотистые кудри.

— Даркарон вас побери, принц, — хрипло прошептал Пескиль. — Надо было действовать порасторопнее.

— Возможно, вы и правы, господин Пескиль. Но сейчас вы не в том состоянии, чтобы отдавать приказы.

В шатер, гремя конской упряжью, зашел слуга принца. Кинув ношу в руки пажа, слуга торопливо зажег походный фонарь. Лизаэр взял фонарь, прикрепил его на ближайшем столбе, после чего отпустил слугу. Чувствовалось, принц никуда не торопится. Он присел на краешек койки и сказал:

— День прошел без нападений. Отряды Харадена убрали последние завалы с дороги. Можете не волноваться: армия готова снова двинуться в путь.

Небритая щека Пескиля царапала шелк подушки. Щелочки глаз наблюдали за принцем. Из всего потока сведений, перечисленных Лизаэром, он безошибочно вычленил главное.

— Стало быть, мои дозорные не нашли никаких следов стрелка.

Лизаэр молча кивнул.

— Велите Сканту утроить число дозорных. И еще. Когда прибудут повозки с провиантом, обязательно проверьте сухари и сыр на моих ищейках. Хватит с нас жертв.

— Пескиль, вы даже на койке не хотите сбросить груз своих забот, — с надменной укоризной произнес Лизаэр. — Они подождут. Думаю, вам будет гораздо интереснее взглянуть вот на это.

Принц нагнулся и вложил в сухую горячую ладонь Пескиля какой-то предмет.

— Наконечник стрелы, которую лекарь извлек из вашей раны.

— Вижу.

Острые, как бритва, грани были испещрены зазубринами. Чувствовалось, наконечник прочно застрял в ране, и лекарь немало попотел, пока сумел его оттуда извлечь. Поверхность граней не была ровной; на ней чернели выцарапанные надписи.

— Мне не прочитать написанное. Все расплывается,- сердито бросил Пескиль. — Просил же лекаря, чтобы не глушил меня снотворным.

— Боюсь, без вашего усыпления лекарь не смог бы извлечь этот «гостинец», — осторожно возразил Лизаэр. — Ему нужно было сосредоточиться, а вы даже во сне громко стонали. Лекарю пришлось разрезать вам половину шеи. Это счастье, что у вас под кольчугой была надета шелковая рубаха, иначе кусочки металла так и остались бы внутри.

Снотворное подействовало на зрение, однако ум Пескиля оставался ясным. Он сразу понял то, чего не знал или о чем не хотел говорить ему Лизаэр. Ни прижигание, ни мазь не остановили внутреннего кровотечения, о котором свидетельствовал жар во всем теле. Это конец. Не мгновенный, но конец.

— Хотите знать, что написано на гранях? — спросил Лизаэр.

— Могу догадаться, — ответил Пескиль, торопливо возвращая ему кусочек металла.

— На первой грани выведено: «От сына графа северных земель».