Корабли Санди

Вика сказала, что, к сожалению, нет, но если никто не возражает, то она может спеть...

- Разве вы поете? - как будто удивился Николай Иванович.

- Все люди поют,- ответила Вика,- одни лучше, другие хуже. Когда я училась в медицинском техникуме, то выступала на концертах самодеятельности - у меня сопрано. На таком концерте в Доме культуры мы и с Андреем познакомились. Разве он не говорил?

Все как-то странно посмотрели на нее и попросили спеть.

Вика спела "Каховку", потом "По долинам и по взгорьям" и, наконец, "Комсомольцы двадцатого года". Возможно, последнее она спела значительно позже, когда уже был Санди. Потому что он это хорошо помнит. Голос у нее несильный, но свежий, сочный, словно прохладный, и удивительно приятный. (Это не потому что пишет сын, другие, посторонние, так говорили!) Только ей было тяжело петь без аккомпанемента.

- Николай Иванович, может, вы будете мне аккомпанировать на гребенке? спросила она, обводя всех простодушным взглядом серых глаз.- Вы когда-нибудь жужжали на гребенке?

Профессор озадаченно посмотрел на нее.

- Да. Кажется, да... Когда еще учился на рабфаке. Но я забыл...- Он вдруг запечалился.

- Мне кажется, мы мешаем Николаю Ивановичу работать! - твердо напомнила бабушка.

- О черт побери! - вдруг взорвался ученый.- Могу я раз в жизни, гм, пожужжать на гребенке? Но я... забыл.

Он был явно растерян. Андрею почему-то стало очень жаль отца.

- Папа, это совсем просто. Я тебе покажу,- сказал он. Но профессор замычал, словно от зубной боли, и ушел к себе в кабинет. .

- Так расстроить Николая Ивановича! - прошипела Вера Григорьевна и ушла в спальню в сильном негодовании.

Не скоро после этого позвала Вика свекра "посидеть с нами", но позвала. Постепенно Николай Иванович сам стал заходить к невестке. У них развилось что-то вроде дружбы.

Для Санди всегда было очевидным, что если строгий дедушка кого любит, так это маму. Между отцом и дедушкой не было духовной близости. Пожалуй, между ними стояла Вера Григорьевна.

Вскоре после неприятностей из-за Ермака, когда в доме свирепствовал "антарктический холод", Николай Иванович, в свою очередь, задержал всех домочадцев в столовой после ужина.

- Нам надо поменять квартиру, - сказал он без всякой подготовки, - на две.

Все уставились на него.

- Не понимаю тебя, - заявила высокомерно Бэра Григорьевна.

У Николая Ивановича дернулось веко. Он попридержал его пальцем.

- Что же тут понимать, - спокойно возразил он. - Поменяем нашу квартиру на две... в разных частях города. Я уже переговорил с председателем горсовета. Он охотно пошел мне навстречу. Да... в разных частях города!

- Почему, отец? - нарушил долгое молчание Андрей Николаевич.

Дедушка твердо посмотрел на него.

- Я сделал ошибку, что сразу не отделил вас. Знаешь, как в крестьянских семьях. Пора Вике пожить свободно и радостно. А то она... А то изменится у нее характер. Она накануне срыва. Всегда натянута. Всегда под гнетом. Я не могу себе простить, что не задумался об этом раньше. Она может... ожесточиться против тебя.

- О нет! - вырвалось у Виктории Александровны. Андрей Николаевич взглянул на мать. Лицо ее застыло,

словно она умерла.

- Не надо ничего менять! - почти закричал Андрей Николаевич. - Я не согласен. Вика, разве ты жаловалась отцу?

- Как ты смеешь! - оборвал его профессор. Он поднялся из-за стола. Сейчас он казался выше ростом. - Уже все решено. Завтра можете сходить посмотреть квартиру. Через неделю переедете. - И Николай Иванович ушел к себе в кабинет.

Санди взглянул на расстроенного отца, смущенную мать, убитую, разобиженную бабушку и на цыпочках вышел из комнаты.

"Пойду-ка я к Вовке Лисневскому!" - решил он. Вова был его одноклассник и жил в этом же доме, этажом выше.

Санди не любил семейных неприятностей.

Виктория Александровна прокралась перед сном к профессору. Он все еще работал Лицо его казалось грустным и усталым. Она обняла свекра и бережно поцеловала его в морщинистую щеку.

- Вам не будет одиноко, папа? - спросила она. Николай Иванович лукаво покачал головой.

- Я буду приходить к вам, - сказал он вполголоса. - Помнишь, как мистер Р. Уилфер у Диккенса. И наверно, так же протру головой стену над своим постоянным местом. У меня будет постоянное место, Вика?

- Будет, папа! Спасибо тебе за все, за все!

Глава четвертая

"ТЫ ЖЕ НЕ ЭГОИСТ?"

В середине ноября Дружниковы поменяли квартиру. Бабушка и дедушка переехали в просторную, двухкомнатную, возле самого института, директором которого был дедушка.

Вера Григорьевна отвела под кабинет мужу лучшую комнату, но профессор посоветовал оборудовать ее под столовую.

- У меня же есть кабинет на работе, - сказал он, - зачем мне два?