– В силу некоторых обстоятельств... – сказал я небрежно. Это с детских лет Юджина у нас с ним был пароль. Он означал: "Будь осторожен, дело серьезное, не болтай зря" и так далее. Например, когда надо было скрыть от его деда наши излишне рискованные путешествия по развалинам... – В силу некоторых обстоятельств я счел необходимым нанести господину Полозу визит, и он любезно согласился побеседовать со мной... Кстати, если данные обстоятельства покажутся тебе странными или вдруг, не дай Бог, прервется связь со мной, у тебя будут все основания попросить у господина Полоза объяснения...
Все это я выговорил, глядя в лицо Полозу. Тот принужденно улыбался.
Юджин – он умница. Не стал сыпать на меня лишние вопросы. Только проговорил:
– Может, мне подъехать к дому этого господина? С кем-нибудь?
Это была мысль! Я так и сказал:
– Это мысль. Подъезжайте. И подождите в машине у ворот. Адрес... – Я вопросительно глянул на хозяина дома.
– Я найду, – быстро отозвался Юджин.
– Отлично! – и я отключился.
Видимо, я все же дал промашку. Полоз тут же сообразил:
– У меня создалось впечатление, что вы действуете не по заданию ОГ, а скорее по личной инициативе.
– Вы полагаете, это меняет дело? – досадливо огрызнулся я.
– Пейте кофе, прошу вас. Уверяю, он не отравлен.
Мы оба посмеялись, отдавая дань шутке. Но едва я взял чашечку, как опять возник Карлуша. Он катил на треноге с роликами длинный черный ящик.
– Спасибо, милый. Иди отдыхай...
Карлуша исчез, а Полоз подвинулся с креслом к ящику. Что-то нажал на нем. Плавно откинулась назад плоская крышка.
Я увидел клавиши, кнопки, циферблаты. Эта штука напоминала концертный синтезатор, который был в ходу у ансамблей в прежние времена (а может, и сейчас тоже, кто их знает).
Полоз оглянулся на меня. Взгляд был теперь тяжелый, без всякой светскости. Голос опять стал глухим. Слова, впрочем, были вежливы:
– Маленькая лекция, если позволите... Надеюсь, вам известны основы теории неисчезающей информации? Той самой, из которой следует, что никакое явление в мире не проходит бесследно, обязательно оставляет тот или иной отпечаток. Разыскав такой отпечаток, можно с определенной степенью достоверности воспроизвести явление, имевшее место в давние времена, и...
– Не утомляйте себя азбучными предисловиями, – сказал я.
– Виноват! Вы же специалист по темпоральным проблемам... Этот прибор, примитивно именуемый мною хроноскопом, настроен на... если можно так выразиться, на проникновение в звуки прошлых времен. Эти времена продолжают звучать в нашем пространстве, эхо их не умолкает, хотя в нашей обыденной жизни мы его не слышим... – Полоз, кажется, вдохновился. Или притворялся? Он согнулся над клавиатурой, опустил голову, быстро глянул на меня сквозь волнистую сетку искусственных волос. – Хроноскоп проникает в глубь любой эпохи, где раздавались голоса певцов! Уверяю вас, это совсем не сложный прибор. Сложна его программа, на которую я потратил полжизни! Но зато – вот...
Он ударил по клавишам, словно на фортепьяно... У дальней стены сгустился воздух. В серое облако. Тут же это облако превратилось в полутемную, с цветными витражами и огоньками свечей глубину готического собора. Ощущение пространства было совершенно реальным (как сегодня днем в кино). В пространстве возникла шеренга детских фигурок в длинных светло-серых одеяниях. Дети пели. Сначала мелодия была еле слышной, затем выросла и стихла. Из глубины надвинулось на нас бледное лицо мальчика. Слегка запрокинутое, с острым подбородком, в обрамлении прямых светлых волос. А на длинном натянувшемся горле дрожали крошечные капельки.
– А-аве-э Мари-и-и-ия-а-а... – тоненько вывел мальчик.
И вдруг все исчезло. Я резко глянул на Полоза.
– Ну и так далее, – сказал он, почти лежа щекой на клавиатуре. – Таким вот образом мой хроноскоп отыскивает во времени нужные эпизоды...
– Изумительно, – искренне сказал я. – Но пока это не более чем стереокино. Голографический эффект. А...
– Да-да! – он вскинулся, сел прямо. – Следующий этап сложней. Выбрать исполнителя и... сделать так, чтобы он оказался здесь. Главное – уловить момент, когда мальчик на вершине вдохновения! Все остальное – дело техники! Он появляется у нас и как бы продолжает исполнение своего номера. В звездный час своего концертного творчества!
– То есть вы живьем переносите ребенка сюда!
Он разъяснил снисходительно:
– Не переношу, а воспроизвожу. Здесь материализуется дубликат, запрограммированный лишь на одно – на исполнение своего номера. Когда задача выполнена... результат эксперимента исчезает.
– Как... исчезает? – с усилием спросил я.
– Бесследно. Происходит дематериализация. Примерно через полчаса после исполнения. Ну, бывает, правда, задержка, если молекулярные связи оказываются чересчур прочными. Как сегодня, например...
Как сегодня!.. Значит, там, за дверью с портьерой, сидел взаперти второй я! И он еще не исчез, я чувствовал это! И должен был сгинуть с минуты на минуту!
– Ты же убийца! – вырвалось у меня.
Он так дернул головой, что локоны разлетелись.