Кораблики, или «Помоги мне в пути»

Церковь осталась. Но нашли ее мы не сразу. Берег оврага (то есть Овражной бухты теперь) оказался смещен, передвинут, укреплен бетонными плитами, и церковь стояла поодаль от воды. К тому же узнать ее было трудно: кирпич покрыли голубоватой штукатуркой, выстроили заново колокольню в стиле позднего барокко с белыми полуколоннами, изящными обводами арок и шпилем. И мало того – неподалеку от нашей церкви стояли еще две: одна – небольшая, белая, с древнерусской шатровой колоколенкой, другая – просторная, с порталом и круглым куполом – этакий образец классицизма девятнадцатого века.

Построили их, конечно, не в очень далекие времена, однако стиль соблюдали прекрасно.

Церкви стояли по углам маленькой треугольной площади. Оказалось, что она так и называется – площадь Трех церквей.

Здесь был кусочек прежнего Старотополя, хотя две церкви мы видели впервые, а третью узнали кое-как. Все равно в этой площади чудилось что-то родное.

У высокого крыльца нашей церкви лежали по сторонам два громадных морских якоря. И мы с Петькой разом подумали, что, видимо, не зря оставили в подвале свой маленький парусник: сохранился здесь морской дух...

К сожалению, эта церковь оказалась закрыта, и мы зашли в соседнюю – ту, что с шатровой колоколенкой.

Было пусто и полутемно, лишь кое-где горели лампадки. Мы купили в автомате две тонкие свечки из натурального воска, затеплили перед маленьким образом Богородицы с Младенцем. Заискрился узорный золотистый нимб. Такой похожий на тот...

– Теперь можно не бояться, – вздохнул я. – Никто не выгонит из пионеров.

– Я и тогда не боялся, – шепнул этот упрямец. Впрочем, не сердито.

Мы постояли перед иконой, обняв друг друга – он меня за обширную талию, я его за плечо. Потом вышли на площадь.

Морось в воздухе исчезла, ветер стал суше, в облаках появились желтые проблески. В нашем настроении – тоже. Мы быстро зашагали вдоль Овражной бухты, на дне которой когда-то играли в разведчиков и партизан.

Теперь между высоких берегов тянулась лента желтовато-серой воды. У причалов толпились баржи, катера, лодки, небольшие прогулочные суда. В общем, всякий мелкий флот прибрежного плавания. Здесь же – на склонах и террасах, на площадках набережной – пестрели кафе, магазинчики, павильоны. Среди облетевших тополей извивались каменные лесенки-трапы.

Пожалуй, было здесь похоже на приморский Византийск. Но не совсем похоже. Во-первых, непривычная зябкость. Во-вторых, какая-то неряшливость, бедноватость, неухоженность. Мусор на тротуарах и ступенях. Груды пустых ящиков и бочонков у торговых лавок...

Несколько раз попадались навстречу юркие компании довольно замызганных ребятишек. Видеть таких на улицах Византийска мне в нынешние дни не приходилось. Там, даже если мальчишки были босые, растрепанные и ободранные после всяких приключений, в них была заметна ухоженность благополучных детей. Пусть многие жили без отцов, пусть не все было у них гладко, но это были отнюдь не голодные, а к тому же вольные и смелые дети – незнакомые с бедностью и страхом. И это даже самим сорванцам придавало оттенок аристократизма. Они всем встречным ясно смотрели в глаза.

Здешние ребята казались не такими. Я не о тех говорю, кто с родителями гулял по нарядному центру, а вот об этих, что держались опасливыми стайками. Была в них настороженность, печать бесприютности, цепкий, но боязливый интерес во взглядах...

Набережные становились все неухоженнее, магазинчики все беднее, тротуары все чаще сменялись скользкими тропинками. И на одной из тропинок нас встретил полицейский. В черном мундире, в нелепой, как у английского констебля времен Шерлока Холмса, каске. Пожилой, подтянутый. Поднес два пальца к козырьку:

– Прошу прощения, сударь. Вы иностранец?

Конечно, я насторожился.

– Да. Но я уроженец этого города. Хожу, вспоминаю детство. Полагаю, в этом занятии нет криминала?

Он интеллигентно улыбнулся:

– Ни малейшего. Но я не рекомендовал бы вам идти дальше в этом направлении. Нехорошее там место. Так называемые Пристаня.

– Что за Пристаня?

– Трущобы, прямо надо сказать. И за безопасность постороннего человека там трудно поручиться. Стараемся, конечно, и все-таки... Тем более вы с ребенком...

Петька оттопырил губы – оскорбился за "ребенка". Но я сказал:

– Благодарю вас, сударь... Пойдем-ка, Петь, обратно. Кстати, уже и ноги гудят, натопались...

К отелю "Морской" мы пошли через небольшой сад со столетними тополями и березами. Довольно запущенный. С одной стороны сад замыкала темная кирпичная стена с поросшим кустиками верхом. Дорожка шла вдоль стены.

Петька вдруг взял меня за рукав:

– Это знаешь что? Это стена старой пекарни! Раньше здесь так вкусно свежим хлебом пахло! Помнишь?

Я вспомнил. Еще бы! Мимо пекарни я бегал в Дом пионеров на занятия хора! И однажды мы с Валькой Сапегиным выцарапали железным болтом на кирпичах наши инициалы. Просто так.

– Помнишь, Петька? Было такое?

– Ага, было! Пошли!

Мы двинулись, разглядывая в метре от земли каждый кирпич. То, что мы искали, Петька увидел первый.

– Вот! Смотри!