Кораблики, или «Помоги мне в пути…»

Мы ступили в первый переулок окраины. Дурашливый серый щенок бросился нам под ноги, заливисто тявкнул и ухватил меня за штанину. Следом выскочили мальчик и девочка – оба смуглые, веселые, растрепанные. Лет семи.

– Не бойтесь, он не кусается!

Мы не боялись. Я потрепал песика по ушам, а Петька вздохнул. Вспомнил Кыса?

Мимо домов с резными карнизами и узорчатыми деревянными воротами мы вышли на улицу Храбрых пожарных (где высокая белая каланча), прямо к знакомому магазину "Всякая книга". За стеклом магазина стояла все та же метровая фанерная обложка: "Золотой ключик, или Приключения Буратино". Сам Буратино с желтым ключом наперевес замер на ней в своем вечном радостном танце…

Отсюда ходил к рынку открытый дребезжащий трамвайчик номер два. Он как раз подъехал, и мы заскочили на площадку.

Толстая кондукторша с разноцветными рулонами билетов на груди спросила с добродушной иронией:

– А как насчет оплаты проезда, дорогие граждане?

– Ой… – Петька зашарил по карманам. Я тоже. Денег не было… А кредитная карточка из магнитного пластика здесь явно не годилась.

– Понимаете, мы только вернулись… – заискивающе сказал я.

– Вернулись они… – хмыкнула кондукторша, но не сердито и отошла.

Петька встал на цыпочки и прошептал мне в ухо:

– Это знаешь кто? Это мама Витьки Засохина из нашего класса. Помнишь?

Я, кажется, помнил. Или нет? На всякий случай сказал:

– Ну конечно…

– А тот мальчик с патефоном – это Стасик Валентинов. Из нашего хора…

Трамвайчик обогнул рынок, и мы вышли, сказав маме Витьки Засохина спасибо… Она погрозила толстым пальцем.

Старые тополя росли здесь так густо, что солнце еле пробивалось. И пахли эти тополя, словно здесь недавно прошел теплый дождь. А может, и правда прошел? На потрескавшемся асфальте искрились лужицы.

Мы прошагали под Рыночным мостом (по нему резво бежали разноцветные "эмки", "Победы", "газики" и трофейные "бээмвэшки", деревянный мост поскрипывал), потом – вдоль забора стадиона. И наконец, оказались на Гончарной улице. Здесь все было как раньше. Мы свернули в Полынный переулок.

Вот и наш двухэтажный покосившийся дом. С наколоченным узором-солнышком на кривых воротах. Со знакомыми занавесками за стеклами тех самых окон.

Мы стояли на дощатом тротуаре. Мы понимали, что заходить внутрь не надо, там сейчас другое. И все же стоять так и смотреть было хорошо.

Из подворотни вышел серый кот – со знакомой мордой, знакомыми зелеными глазами и загнутым кончиком хвоста.

– Кыс! – Петька стремительно сел на корточки.

Кот громко муркнул, прыгнул к Петьке на руки, заурчал, стал тереться мордой о плечо.

– Кыс ты мой хороший… Маленький мой…

Ничего себе маленький! Этакое животное…

Петька повернул ко мне сияющее лицо:

– Значит, он тоже перенесся! Не успел уйти из зоны действия катапульты!

– Какой катапульты?.. Ах да…

Петька только отмахнулся. И опять:

– Усатенький ты мой…

Из калитки вышла девочка. Лет одиннадцати, белоголовая, с неодинаково торчащими косичками (на концах их были аптечные резинки). Сказала:

– Это наш кот. – Тем же тоном, что мальчик на пустыре, когда говорил о патефоне. И сердито уставилась на Петьку.

Петька, к моему удивлению, не заспорил. Протянул Кыса девочке:

– Возьми, если ваш. Я ведь только погладил… – Обернулся ко мне, шепнул: – Главное, что он живой-здоровый.

Девочка смотрела все еще с неудовольствием, но уже не так насупленно. Я спросил:

– Ты в этом доме живешь?

– Конечно! Вон там… – Одной рукой она показала на наши окна, а другой прижимала к голубому своему платьицу кота.

– Понятно, – вздохнул я. – А как тебя звать?

– Меня? Женя…

Вот и еще одно совпадение. У меня могла быть сестренка Женя, на год младше. Но она умерла совсем крошечной. Мама рассказывала…

Петька это, конечно, тоже помнил. Он вдруг тихо спросил:

– А как зовут твою маму?

– Тебе зачем?

Я объяснил поспешно:

– Когда-то давно мы жили на этой улице. И теперь вспоминаем знакомых.

– Маму зовут Татьяна Герасимовна Викулова, – отчетливо сказала девочка Женя. Подхватила поудобнее послушного Кыса и хотела уйти.

– Постой! – сказал Петька. – А у тебя есть… братья?

– Братья? – она фыркнула. – Больно надо… – И пошла. И Кыс не старался вырваться.

Она была уже у калитки, когда я не выдержал, окликнул:

– Подожди! А мама… дома?

Женя снисходительно сообщила:

– Мама пошла к тете Гале примерять кофточку. Скоро придет. Если хотите, дожидайтесь… – И звякнула за собой щеколдой.

Мы опять переглянулись.

– Петушок… – сказал я.

Он понял: ждать не надо. В этом доме живет нынче девочка Женя, и мама, которая придет, – ее мама… Но я знал: потом он украдкой не раз прибежит сюда.

Это был первый толчок печали с той минуты, как мы вернулись в Старотополь.

– Петька! Нам ведь надо подумать о жилье! Пойдем в гостиницу или постараемся снять комнату?

Петька глянул на меня озабоченными глазами. Ох, сейчас он вполне разумно спросит: "А деньги?" Но он сказал:

– Пойдем сперва на пустырь.

– Зачем?

– Надо же что-то делать… с Конусом.

Да, конечно. Я об этом тоже подумал. Но… что делать-то?

Однако я послушался, пошел следом за Петькой.

3