Коранические сказания

Коран часто увязывает отстоящие друг от друга по времени события, часто оперирует понятиями поколений и генеалогическими связями. Я уже говорил, что упоминание в одном ряду потомства Ибрахима — Исхака и Йа‘куба — не означает признания их обоих сыновьями Ибрахима. Это перечисление поколений. «Мышление» родами налицо и во фразе, которая предшествует началу рассказа о Марйам в суре «Семейство ‘Имрана»: «Поистине, Аллах избрал Адама и Нуха и род Ибрахима и род ‘Имрана пред мирами, как потомство одних от других» (3:33-34/30). Как член потомства ‘Имрана, Марйам — и «сестра Мусы», и дочь «жены ‘Имрана».

Связь начального ислама с иудео-христианством, ранней формой христианской религии, обнаруживается во многих деталях и вполне возможна, несмотря на кажущийся хронологический разрыв. В Аравии долго сохранялись учения, представления и даже приверженцы давно угасших за ее пределами сект. К примеру, Коран содержит отзвуки учения кумранской общины. Главная идея коранического образа Иисуса — то, что он великий пророк, человек, а не сын Бога,— сродни тому, что проповедовали иудео-христиане эвиониты.

Еще одна «ошибка», в которой порой «уличают» Мухаммада. Он якобы считал, что Марйам-Мария входит у христиан в состав троицы. В Судный день Аллах, а вместе с ним и сам ‘Иса упрекают христиан в том, что они приписали пророку слова: «Примите меня и мою мать двумя богами кроме Аллаха» (5:116). Это толкуют иногда таким образом, что в понимании Мухаммада троица состояла из Аллаха, ‘Исы и Марйам. Характер рассказов о Марии, запечатленных Кораном, показывает, что в аравийском христианстве VI — начала VII в. были распространены предания, особо выделявшие и возвышавшие Марию. Это являлось частью общего процесса постепенного роста культа Богоматери. В текстах христиан-гностиков встречались выражения, которые можно было принять за утверждения тождества Богоматери и Святого духа (когда Святой дух называли матерью Иисуса)[126]. Поэтому здесь слишком просто видеть только ошибку. Скорее, перед нами не совсем адекватное отражение специфических и не ортодоксальных воззрений, бытовавших среди христиан Аравии[127].

Мухаммад имел дело с точками зрения различных христианских течений и сект. Он иногда выбирал что-то, иногда противопоставлял одни другим. В связи с рассказами об ‘Исе и Марйам Коран особо отмечает, что христиане разделились на группы, враждующие друг с другом. К примеру, сразу после аятов о рождестве сказано: «И разногласят партии среди них» (19:37/38). Мы плохо знаем мир аравийских христиан, и поэтому прямые связи Корана указать трудно. Скорее сам Коран может в определенной степени стать источником для изучения аравийского христианства.

Утверждение Корана, что ‘Иса на самом деле не был убит, исследователи часто увязывают с учением раннехристианского течения докетов, не признававших материальности тела и человеческой жизни Иисуса, отрицавших реальность распятия. Приводят в этой связи и возводимый к гностику II в. Василиду рассказ о том, что распят был не Иисус, а Симон из Кирены, несший крест Иисуса и принявший его образ. Сам же Иисус принял образ Симона и, стоя рядом, смеялся над своими преследователями[128]. Кораническое отрицание распятия связывают также с учением манихеев[129] или же с крайними монофизитами-юлианитами, считавшими нетленной и неподвластной смерти не только божественную сущность, но и телесную оболочку Христа[130]. Как бы то ни было, мы видим, что Коран и тут запечатлел многообразие взглядов, существовавших в религиозном мире Ближнего Востока.

Есть в Коране и более четкие параллели и сходства с известными нам конкретными христианскими памятниками. В истории рождения и воспитания Марйам обрывками всплывают не очень ясные мотивы — завеса в храме, бросание жребия. Начинается рассказ с обета матери посвятить ребенка Аллаху. Все это находит себе параллели и объяснения в апокрифическом Протоевангелии Иакова. Там, в частности, рассказано и о похожем, но несколько ином бросании жребия для выбора воспитателя девушки, и о том, что Мария ткала драгоценную завесу для алтаря храма и т.д. (гл. 8, 2; гл. 9, 1)[131].

Дважды упоминаемое чудо с оживлением глиняных фигурок птиц есть в апокрифических евангелиях детства (подробно рассказано о нем в Евангелии от псевдо-Фомы)[132]. Присутствует оно и в арабских вариантах Евангелия детства, распространенность которых указывает на их особую и, видимо, давнюю популярность в арабской среде[133].

Описание родов под пальмой вызывает в памяти историю отдыха под пальмой на пути в Египет, как он описан в апокрифическом Евангелии от псевдо-Матфея (гл. 20)[134]. В целом же рассказ о Закарии, Йахье — Иоанне Крестителе и Марйам во многом близок к начальным главам канонического Евангелия от Луки.