Корделия

Действительно, в последних числах декабря, как раз перед самыми рождественскими праздниками, я наконец ее встретил в Гостином дворе, все такую же цветущую и нарядную, какою ее мне случалось всегда видеть и какою иначе не мог себе представить. Она стояла перед витриной каких-то дамских ненужностей и задумчиво блуждала по выставке своими погибельными глазами.

— Корделия! — окликнул я ее нерешительно.

Марта быстро обернулась и глаза ее весело засмеялись.

— Александр Вячеславич… вы? Наконец-то! Как я рада!..

Последовали дружеские рукопожатия. Хотя официальное «Александр Вячеславич» меня покоробило, но живая радость, которую обнаружила Марта при встрече, утешила меня сразу несказанно.

— Как это мы до сих пор не столкнулись… Это даже странно! — волновался я, любуясь ее разгоревшимся от мороза лицом. — Просто вы, вероятно, носите какую-нибудь шапку-невидимку, чтобы дурачить ваших поклонников! — пошутил я, кивая на ее высокую белую папаху.

— Ну уж, какая это невидимка. Вот вы другое дело! — засмеялась она, оглянув мою маленькую барашковую шапочку, напоминавшую собой поповскую скуфейку.

Мы оба рассмеялись, как будто никогда не расставались. Марта предложила пройтись по Гостиному. Она вся теперь оживилась и вошла в свою, так сказать, обычную, юмористическую тарелку.

— Скажите на милость, что вы здесь делаете в Гостином дворе? Добрые люди пришли сюда за рождественскими покупками, а вы, поди, так, зря болтаетесь?

— Вот вы и ошибаетесь: я как раз зашел, чтобы сделать себе на елку один подарок, к которому долго подготавливал свой карман.

— Хотите угадаю — какой подарок?

— Сделайте одолжение.

— Штуку черного сукна… на костюм Гамлета… Угадала? Я слегка обиделся.

— Вот и не угадали.

Вовсе не штуку черного сукна, а полный прибор для гримировки!

Марта звонко расхохоталась.

— На елку… гримировочный прибор? Ах, Сакердончик, Сакердончик, вы все такой же!

— На что меняться мне! — трагически продекламировал я из «Горе от ума».

— Вернулись холостые? — продекламировала она комически.

— На ком жениться мне?.. Вы знаете отлично, что кроме вас, Корделия… и искусства у меня нет ничего привлекательного в жизни!

— Вот вы и женитесь… на искусстве. Право, будет отличная партия. А на мне, вы знаете, maman ни за что не позволит…

— Вы все шутите, Марта Васильевна, а для меня это вопрос жизни…

— Сакердон, милый, Марта Васильевна вовсе не шутит, и она вовсе не так легкомысленна, как вы думаете. У ней есть тоже вопрос жизни… и вопрос этот разрешится не далее, как на будущей неделе. Вы не верите, что у меня есть вопрос жизни? Ну, так знайте же, господин Гамлет, что на праздниках я дебютирую в кружке «Свободных любителей»… Что вы морщитесь! Вам не нравится, что я, наконец, дебютирую?

— Нет, не то… напротив, помилуйте! Но кружок «Свободных любителей» имеет такую двусмысленную репутацию… — пробормотал я, донельзя угнетенный ее переходом во, враждебный театральный лагерь.

Нейгоф беспечно усмехнулась.

— Захотели вы репутации от любительского кружка! Все они на один лад. А ваш неупокоевский кружок с вашей трагической школой, думаете, лучше? Что в приемной стоит бюст Шекспира с отбитым носом — это еще ничего не доказывает. Зато у нас, у «свободных любителей», есть светский гон. А это, что бы ни говорили, много значит. По крайней мере там никогда не рискуешь встретить особ вроде вашей… этой панны Вильчинской!

Я из деликатности не возражал, потому что отлично знал, что такое представлял собой кружок «Свободных любителей», который вернее следовало бы назвать «светских губителей». У нас все же был Шекспир, хотя и с отбитым носом, а там, кроме фотографической карточки Савиной, вывешенной в конторе бок о бок с прейскурантом модного магазина какой-то мамзель Жан, иных драматических следов отыскать было довольно трудно.

Итак, я промолчал и лишь меланхолично осведомился — в чем она предполагает дебютиррвать.

— Вы знаете водевиль «Вспышка у домашнего очага»… «Le mari dans du coton?» Ну, вот я в нем играю роль взбалмошной жены… Надежда Николаевна находит, что эта роль должна мне очень удаться… Надежда Николаевна Синеокова — известная любительница… Вы, вероятно, слыхали… Что же вы не отвечаете и смотрите исподлобья, как волк? Ну, конечно, слыхали… Кто из театральных ее не знает!

— Никакой Синеоковой я не знаю, а я знаю одно: что перейти от «Короля Лира»… к переделочному водевилю — это такой шаг… такой шаг…

— Который ведет к погибели! — драматически подсказала за Меня Нейгоф. — Так, по-вашему?

И заметя, что я мрачно сверкнул глазами на ее иронию, продолжала добродушно: