Кордес не умрет

— Ну… да. Вчера вечером, фрау Этьен! — Добиться от Изабеллы ясного ответа нелегко. — Она просила меня не говорить вам… Через четверть часа после вашего звонка это и случилось. Неле хотела вытащить свой велосипед из подвала и… и… Она поскользнулась, лестница перевернулась и… и…

— Слава богу! — бормочу я и чувствую, как слезы текут по моему лицу.

— Что? Что вы говорите? — спрашивает Изабелла, и я отчетливо представляю, как от удивления поднялись ее брови.

— И она все время лежала?

— Ну, конечно… — беспомощно отвечает Изабелла. — Колено у нее сильно распухло, так что она не может…

— Поцелуй ее от меня, Изабелла! — говорю я, едва подавив истерический смех, который на меня напал. — Если я не опоздаю на самолет, то прилечу уже сегодня вечером, а то…

Кнак! Связь оборвалась. Я не запаслась монетами — три марки были последними. Ну, теперь все равно. Неле дома. Неле — не в Гамбурге. Я видела не ее. Пальто было не то. И Неле Кордеса не… На пару секунд я прислонилась к стенке телефонной будки и закрыла глаза.

Доктор Деган колотит в дверь.

— Иду, — отзываюсь я, собрав последние силы.

— Я увидел, что вы прислонились к стенке. Что-нибудь случилось?

Все-таки самое лучшее, что я могла бы сейчас сделать, — это кинуться ему на шею.

— Да. С дочерью. Несчастный случай, — говорю я, просияв.

— Ага… — Он смотрит на меня, как на привидение.

До меня, наконец, доходит, насколько нелепо я выгляжу.

— Извините меня, дорогой доктор, — я сама беру его под руку, когда мы идем к машине, — когда-нибудь я вам расскажу, почему меня это обрадовало… Ради бога, не считайте, что я сошла с ума от счастья, выйдя из тюрьмы.

Он улыбнулся. Затем открыл дверцу. Все хорошо.

Автомобиль несся по улице. Смеркалось. Часы в машине показывали четверть восьмого. Я сверила с моими ручными часиками — правильно… Они снова тикали у меня на руке после того, как их отобрала и вернула полиция. Само собой разумеется. Почему они должны остановиться?

Все проходит.

Деган спрашивает:

— Как вы, почтенная фрау? Куда теперь?

— Домой, — отвечаю я и впервые за все это время чувствую себя очень усталой.

— Итак, на аэродром. Успеете ли вы на самолет?

— Да. Вылет в полдесятого.

Я должна была быть там уже вчера вечером… Наконец-то я попаду домой!..

— Я не знаю, что хорошего вас там ожидает. — Деган заводит мотор. — Да, конечно, вы будете дома. Но ведь жизнь в маленьком городке не особенно приятна?

— Да, вообще-то… — Я представляю себе, какой переполох произведет мое возвращение в Корнвальдхайм.

— И потом, у вас там не будет Тирбардта, который в самый подходящий момент брызнет на вас мороженым. И еще…

— И еще? — захотелось мне узнать.

— И еще это лишило бы меня удовольствия продолжить наше знакомство.

— Благодарю, доктор, — говорю я, — но это, наверное, принадлежность вашей профессии — выпущенной на волю, но смертельно уставшей от всего, что связано с подозрением в убийстве, даме говорить комплименты…

— Говорить правду, если хотите знать! — отвечает он.

Мы оба засмеялись.

Я положила ладонь на его узкую, но сильную руку, сжимающую руль, — левую, конечно, которая все еще оставалась без перчатки (перчатку, должно быть, задержали в полиции, как вещественное доказательство):

— Большое спасибо!

Он повернулся ко мне, не отрывая глаз от улицы за ветровым стеклом, взял мою руку и поднес к губам.

Я почувствовала прикосновение его усов.

— Не стоит благодарности, — говорит он, — это моя профессия.

— Вы любите свою профессию? — спрашиваю я, немного смутившись. И ожидаю от него более теплых слов.

— От нее многое зависит, — отвечает он, бросив на меня беглый взгляд и прибавив газ. Перед нами расстилалась прямая и ровная дорога. — Иногда мне не удается защитить какую-нибудь бедную жертву, потому что судья не понимает, не хочет и не может понять того, что знаю я: в преступлении гораздо больше виноваты обстоятельства и окружение, чем сам преступник, так называемый преступник… Но в других ситуациях, сегодня, например, я ею полностью удовлетворен. Ведь далеко не каждый день встречаются такие симпатичные убийцы.

— Опять комплименты!

Он мне нравится. Жалко, что мы встретились в неудачное для нас время, при странных обстоятельствах.

— Истинная правда, — возражает он, смеясь.

Мы прибыли в аэропорт.

— В запасе два с половиной часа. Мы можем вернуться в город и где-нибудь поужинать. У меня в девять, правда, защита, но…

— В девять? Вас можно пожалеть, — я изображаю глубокое сожаление. — День и ночь в работе!

— Нет, это одна дама, — говорит он, помогая мне выйти из машины и подхватив одной рукой мой чемодан, а другой — меня. — Но мы, если вам не надоело мое общество, можем и здесь славно поесть. В ресторане аэровокзала совсем неплохая кухня.

— Очень мило, герр доктор. Но в этом нет никакой необходимости. Я достаточно взрослая, чтобы самой переходить улицу, и я хочу вам… — вырывается у меня, — облегчить жизнь, не срывая ваших планов…

— У нас есть о чем поговорить, — замечает он, — Понятно? — И ведет меня через зал ожидания, не дожидаясь моего ответа.