Кордицепс

– Жизни, первым шагам. Мы теперь все новорожденные.

– Так, ладно, пора заканчивать этот цирк. Который сейчас час? Сколько я здесь валялся и где мы?

Патош, кажется, даже его не слушал. Он снова обнял Бэ, смеялся и шептал ей что-то на ушко. Девушка понемногу начала приходить в себя. Сладко потянулась, издала птичий стон и перевернулась на спину. Патош гладил ее по голове, запутываясь своими кривыми пальцами в темно-русых копнах густых волос, затем привлек к себе и жарко поцеловал. Бэ крепко обвила его шею и прогнулась в талии, словно змея под тяжелым каблуком, только не от боли, а от удовольствия. Казалась, она готова ему отдаться, и писатель от неловкости момента кашлянул. Обидчиво и громко. Это уже был верх наглости: терпеть жестокое похищение, находится, черт знает где, так еще и смотреть, как спариваются эти животные. Нет, такого удовольствия он им доставить не мог. И он кашлянул еще раз. Громче и увереннее.

– Привет,– высунув голову, как из гнезда, поздоровалась с ним Бэ и чуть застенчиво добавила,– извини.

«Извини, о, детка, ты мне не на ногу наступила, здесь простым извинением не отделаться, это, в конце концов, преступление», – думал он про себя и на себя же злился за какую-то странную неловкость, возникшую в попытке выплеснуть эти мысли вслух. Словно кричать, ругаться, даже избить Патоша в данных обстоятельствах было делом нормальным и адекватным, а вот повысить голос на девушку – уже нет. Воспитание, слабохарактерность, жалость – причину подобной слабости он не до конца понимал и сам, что угнетало и раздражало еще больше. Может, это и есть тот пресловутый «стокгольмский синдром», хотя, скорее, просто его славянская нерешительность.

– Все хорошо, когда он поймет, будет еще благодарить, – словно прилипнув к телу Бэ, успокаивал ее или себя Патош.

– А ты уверен, что получилось?– насторожила своего ухажера девушка.

Патош, видимо, не ожидал такого вопроса или о некоторых деталях своего плана от уровня нахлынувших эмоций и свершений позабыл. На мгновение он замер. Механизмы в его голове срабатывали поочередно, в таком же порядке запуская цепочку необходимых действий, направленных на восстановление равновесия между достигнутым результатом и вероятными ожиданиями. Он вскочил с кушетки. Оправился, отряхнулся, словно сбросил окутавшее его одеяло из опиумной шерсти и вернулся к реальности. По крайней мере, так показалось писателю. Видимо, эта девушка со странным именем, хотя, вероятно, это вовсе не ее имя, а очередная безумная выдумка Патоша, действовала на него отрезвляюще.

– Ты никогда не задумывался о том, что такое мир вокруг нас, – теперь неожиданно она взялась за писателя.– Вот мне было абсолютно ясно чуть ли не с детства, что все это пестрое, серое и грязное, все то, что мы называем обществом, работой, друзьями, любовью – все это пустое место. Мы рождаемся, взрослеем и живет пустой жизнью, которую кто-то заполняет различными установками, целями и задачами, только бы у нас появлялся смысл вставать утром с кровати, идти на работу, соблюдать традиции своего общества, плодиться, умирать, дружить или воевать. Как будто, все это сложная компьютерная программа, где каждый действует в соответствии с четко прописанным только для него алгоритмом, и этот алгоритм мы называем жизнью. Кто за этим стоит? Бог, скажешь ты. Нет, Бог – это вирус, отвечу я. Он проникает в тело файла и заражает его. Он не работает на систему, он ее разрушает.

– И только когда твой код взломан, ты можешь объективно оценить происходящее вокруг. Ты обретаешь независимость, свободу. От всего: денег, зависти, боли, даже времени,– вмешался в ее монолог Патош.

Возникла неловкая пауза. Будто, каждый еще раз перематывал в памяти запись прослушанного.

– Ребята, под чем вы?– сдерживаясь от смеха, наконец, пробормотал писатель.

Ладно, когда Патош настигал его своими алогичными умозаключениями, к этому писатель уже привык, но еще и девушка. Массовая потеря благоразумия? Или такие странные личности притягиваются друг к другу, словно магнитом? Но при чем здесь он?..

– Да, под тем же самым, что и ты,– ответ Патоша взорвался в его голове.

Все-таки, отравили… Все-таки, да…

– Что? Что вы мне дали?

– Мы,– засмеялась Бэ,– ничего. Ты сам.

– Не понял.

– На столе, – Патош указал на пустой стакан.

Писатель припомнил, с какой жадностью осушил его, но вкус воды не казался ему странным. Хотя, в патоке всего произошедшего и происходящего любая странность менее значимого уровня кажется сродни привычной нормы.

– Приятель, я и сам не до конца понял, что это, – похлопав друга по плечу, Патош подошел к столу и, взяв в руки стакан, перевернул его вверх дном.

– Это вещество синтезируют из определенного вида грибов. Кажется, где-то в Азии в горах есть лаборатория, но это абсолютно не имеет никакого значения,– прояснила Бэ.

– Что значит, не имеет, – вспылил писатель, – вы меня отравили, отравили. Как этот действует?! Я что, умру или стану таким же безумным?..

Он хотел сказать «как и вы», но почему-то проглотил последние слова.