Корейский полуостров: метаморфозы послевоенной истории

Японское генерал-губернаторство и действовавшие под его эгидой акционерные компании стремительно превращались в крупнейших хозяев экспроприированной земли. Так, одна из них – «Тоньян чхоксик чусик хвеса», в период своего основания захватившая около 30 тыс. чонбо пахотной земли, в последующие два десятилетия увеличила свои владения примерно в 3,5 раза – до 110 тыс. чонбо. Монополия на землю, водные ресурсы, семена, кредиты, удобрения, тягловую силу и закупочно-распределительную сеть позволяла колониальной власти вкупе с местной помещичье-кулацкой верхушкой выкачивать из селян не только весь прибавочный, но часть жизненно необходимого продукта. Массовое отчуждение земли японскими колонистами, разгул произвола помещиков и кулаков-ростовщиков погрузили аграрную сферу в состояние хронически нарастающего кризиса. Грабительская аренда и субаренда, отнимавшая до 50–70 % собранного урожая, была намного выше, чем в самой метрополии. Так, за пользование водой для орошения в Японии брали около 10 % урожая, а на Корейском полуострове – 30 %. Кредиты в Корее предоставлялись ростовщиками под 60–70 %, что намного превышало кредитование в Японии.

Тяжелая долговая кабала крестьянских семей становилась наследственной, передаваясь из поколения в поколение. Война еще более усугубила аграрный кризис. Нехватка сельхозинвентаря, тяглового скота, удобрений, а также истощение почвы и деградация оросительных систем привели к неимоверному росту средних затрат крестьянского труда на производство единицы продукции. В военные годы на обработку 1 га рисовых полей требовалось 139 условных человеко-дней, хлопка – 128, картофеля – 109, что в 6–8 раз превышало трудозатраты в среднеевропейской стране. В итоге к концу войны только на севере Кореи ежегодно недоставало 400–500 тыс. тонн продовольственного зерна. Тем не менее, более 70 % сельхозпродукции вывозилось из колонии в метрополию. В городах и поселках была введена карточная система, в день на одного человека выдавались зерновые пайки по 150 г.

Деградация сельского хозяйства колониальной Кореи породила своеобразную фигуру паупера-отшельника (хваджонмина). Оказавшись в состоянии полного разорения, эти безземельные обнищавшие батраки уходили с равнины на казенные земли в отдаленные горные районы. Там они с невероятными усилиями строили примитивное жилье и вручную корчевали деревья и кустарники, чтобы подготовить участки к подсечному земледелию. О том, в каких масштабах шла пауперизация крестьян, говорят следующие данные: в 1916 г. общая численность хваджонминов составляла 245,6 тыс. человек, к 1927 г. эта цифра достигла 697 тыс., а к 1936 г. превысила 1,5 млн.[2] Поначалу колониальные власти не преследовали хваджонминов, не облагали их поборами в отличие от крестьян, проживающих в долинах. Но стремительный рост числа отшельников, а главное, независимый, свободолюбивый дух, царивший среди покорителей горных джунглей, побудил японские власти взять движение под пристальный административный контроль. Тем более что многие хваджонмины, сочетая земледелие с охотой, были искусными следопытами и знатоками малодоступных горных троп, по которым после аннексии Кореи японцами передвигались партизаны – участники народного сопротивления.

Обездоленная деревня становилась основной социальной базой бурного роста народного недовольства и протеста. В одном из закрытых признаний генерал-губернатора У. Кадзусигэ в Токийском клубе банкиров (1931) говорилось, что отчаявшиеся группы молодых жителей леса «…нападают на сельские управы и на дома богачей, где забирают, а затем сжигают долговые обязательства, бухгалтерские книги и другие документы. Более того, они оказывают сопротивление полицейским, ведущим борьбу с означенными беспорядками, и совершают налеты на полицейские посты». Это было, по существу, признание сокрушительного провала аграрной политики метрополии в Корее. Чтобы исправить положение, был взят лихорадочный курс на частичное обуржуазивание деревни, который нашел свое отражение в Декрете об арендном арбитраже (1932) и Законе о земле (1933), рассчитанных на реализацию в течение 10–12 лет, т. е. до 1942–1944 гг.

Суть этих нововведений состояла в том, чтобы содействовать формированию в обездоленной и пауперизованной корейской деревне крепких и устойчивых хозяйств крестьян-собственников. С этой целью в каждом сельском поселении учреждались специальные «Комитеты по урегулированию арендных конфликтов», куда входили представители японской администрации, местные помещики и представители зажиточной части крестьян. Одновременно во всех провинциях, уездах и волостях на той же социальной основе были учреждены «Комитеты по возрождению деревни», развернувшие широкую кампанию по насаждению «духа гармонии», сотрудничества и взаимопонимания между паразитическими землевладельцами и трудовыми арендаторами.