Корейский вариант

Очнулся я на простынях, всё тело в клубках и бинтах, на челюсти фиксирующая повязка. Видимо выбили, а не сломали, как я думал. Зубов почти нет, остальное всё как по-прежнему, болит. Единственно что плохо, я не чувствовал ног, совсем. Видимо перестарались, позвоночник повредили, под конец меня ногами забивали. Безрезультатно кстати, ни на один вопрос я так и не ответил. Обведя взглядом помещение, головой ворочать не получалось, я заметил сидевшую рядом медсестру, что встрепенулась, когда я очнулся. Белые стены, свет с головы идёт, видимо там окно, типичная больничная палата. Дав мне напиться, я не просил, сама носик в рот сунула, отчего разбитая губа кровить начала, та торопливо убежала, а я задумался. Плохая идея была. Сталина я не винил, хотя может и он этот приказ отдал, так сказать, исполнители перестарались, однако говорить я уже ничего не хотел. А нечем, тот кто планировал этот допрос, своего добился.

Тут в палату вошёл тот самый мужчина, я уже был уверен, что липовый порученец.

- Извините, Фёдор, я правильно понял? Фёдор Палкин? - заметив мой кивок и гримасу боли, тот торопливо пояснил. - В вашем полку всего у троих счёт остановился на двенадцати сбитых. Фёдором, дежурному, вы сами представились. Найти нетрудно было. По-вашему допросу, тех кто приказал, уже арестовали, идёт следствие. Арестован Абакумов.

- Диалога не будет… не… достойны… - выдохнул я.

После этого выплюнул на белоснежную простыню кусок языка, который сам себе же и откусил, после чего захрипел. Тут же набежали врачи, но я уже ушёл, просто остановил себе сердце, как учил отец Муна. В первые получилось. Реанимировать не смогли. Меня сделали инвалидом, специально и целеустремлённо, лучше уж новый эпизод чем ущербная жизнь.

Ну здравствуй камень и удаляющий рёв грузовика. Перекатившись, я лёг на спину, на свежую одуряюще пахнущую траву и улыбаясь смотрел на голубое небо. Жизнь прекрасна, тем более в молодом и почти здоровом теле.

***

Сойдя с площадки поезда на перрон вокзала «Северный», Москвы, я мельком осмотрелся и энергичным шагом направился к выходу с вокзала. Ну да, история повторяется. Со Сталиным я так-то не поговорил, и теперь буду искать другие пути. Да и плохая была та идея через спецслужбы обращаться. Ведь во второй раз на те же грабли наступаю. Ничему опыт не учит, там получал ведь клинок трости в спину, а тут изувечили до невменяемого состояния, а всё лезу. По правде, я решился дать бывшей родине второй шанс. Возможно Сталин обо мне и не знал, а если и узнал, то поздно. Его ведь сейчас окружают те, кто и повинен в его смерти. А я был сторонником версии насильственной смерти. Не зря же они по-тихому, предоставляя «убедительные» доказательства, убирали лично преданных Сталину людей, по-быстрому осуждая и расстреливая. Нет, такое просто так не узнаешь, кто меня в архивы пустит, да и правды там не найдёшь, но у нас в Клайпеде жил один из бывших следователей этого периода, он также работал и по смерти Сталина, в основном в помощниках. Даже на первый взгляд становилось ясно что это убийство. Тот в восемьдесят четвёртом умер, повезло, я дольше прожил, на одной площадке мы жили, и вроде столько подписок давал, а мне рассказывал за рюмочкой чая. Многое конечно упустил, но и того что выдал хватило чтобы задуматься. Там вообще такое вскрылось… но их расследование быстро прикрыли, кто-то пропал, кого-то перевели, с остальных подписки о неразглашении взяли. Тот чистокровным литовцем был, смог перевестись с понижением в Вильнюс, видимо так и выжил.