Корела (СИ)

Успели, пороховой дым медленно рассеивался. Присев под елкой, Тимофей видел, как первые лодки стали подходить к крепостной пристани, как спрыгнул на нее генерал Андерссон, которому обязаны были дерзким захватом Выборга. Но в гарнизоне видимо поверили, что воевода с подкреплением пришел, под синим королевским знаменем, с припасами всяческими, на струги нагруженными. И раскрылись ворота во всю ширь, вышли начальные люди, одному из них протянул грамотку от губернатора — Анкундинов знал, что ту бумагу выборгского воеводу заставили написать не по доброму желанию, а с принуждением. Но комендант поверил бумаге, махнул рукою. Вышли из ворот его люди и стали помогать перетаскивать мешки, разгружать лодки. Генерал Андерссон сам повел своих людей в замок, обустраивать и отдыхать после «жаркого сражения» с русскими стрельцами.

— Неужто обману поверили, было бы славно…

Анкундинов еще раз посмотрел на замок Олафборг, каменные стены с пушками и башнями производили на всех неизгладимое впечатление. Штурмом взять такую твердыню было невозможно, токмо хитростью. Для того и пожертвовали и людьми, и лодками. Даже усадили на весла прежде раненных в Выборге ландскнехтов, чтобы шведы узрели окровавленные повязки. И вот на берегу погибшие стрельцы из его сотни лежат, водой омываемые — зримое доказательство прошедшего «боя».

Жалко было людей до боли, «служилых» и так жутко не хватало. Обезлюдели бывшие новгородские владения за последние годы, особенно когда первый царь Иоанн Грозный своих опричников привел. От того кошмара, что случился, а потом от долгой войны с поляками и шведами, запустела земля. Отец Тимофея был своеземцем, имел усадьбу и хозяйство крепкое, но только все в дым ушло, а людишки разбежались, куда глаза глядят от глада. Но воевать со шведами надобно, и не жалея живота своего — придут «соседушки недобрые», и своего добра с домом в Кореле он лишится. А ведь все нажито непосильным трудом, пятнадцать лет как прошло, когда добрейший государь Федор Иоаннович, отданные шведами Корелу с уездом повелел народом заселять, льготы разные пожаловал, от податей освобождение по царской милости своей дал на десять лет.

И потянулись люди с семьями, животинкой и скарбом от боярского лихоимства и поборов, ища в новом краю для себя счастье. И вроде обустроились, прибыток пошел, ибо обильны леса дичью, а реки с озерами рыбой. Жгли лес, освобождая для пашни крохотные участки пригодной земли, заранее вывернув из нее камни. И получали в первый год хорошие урожаи, которые последующие года снижались, но сам-три выходило по-всякому. Жизнь пошла, а тут Смута и сюда нахлынула — выкрикнутый боярами царь Василий Шуйский весь уезд шведскому королю отдал.

Вот тут народ на дыбки и вскинулся, что твой медведь, решили всем миром от такой напасти обороняться. Но вряд ли бы выстояли, если бы не королевич молодой, сын датского принца Магнуса и княжны Марии Старицкой, что явился со своим войском, пусть маленьким — отряд ландскнехтов из немецких земель, что «папежников» отринули. И под его началом побили малые шведские отряды, а потом у стен Корелы и войско большое. Не просто победили — с «немцами» договорились, и много ландскнехтов на службу королю Владимиру перешло по доброй воле, и среди них генерал Андерссон. И собралось вече, и решили городом и всем уездом призвать на княжение, как в старину делали, молодого ливонского короля, и всем миром помочь отвоевать ему вотчину родовую.

И первого успеха сразу достигли — Выборг у свеев отобрали, сам в том нападении участвовал, под рогожей на повозке прятался, и одним из первых в замковых воротах оказался. И сам в поход сюда отправился, за честью и славой, осталось только подождать, когда ландскнехты на службе ливонского короля перебьют ратников короля шведского Карла, напав на них утром. Ибо в это время у людей бывает самый сладкий сон.

— Следует подождать, и костры можно запалить, кашу сварить.

Поднявшись с земли, сотник Тимофей Анкундинов принялся отдавать приказы, и первым из них было распоряжение приготовить лодки и выставить наблюдателей, чтобы в нужный момент сразу прийти на помощь…

Олафборг — «крепость Олафа или Улафа», позднее Нейшлот, и ныне Олавинлинна.

Глава 38

— Действительно — «пустошь»! И как можно было довести до этого действительно процветающий раньше край?! И если такое написано в бумагах, и еще хуже я слышал от людей — то какова будет действительность, если увижу ее собственными глазами?