Корень всех зол

Так что мои мысли неотвязно крутились вокруг этого все прошедшие годы, как осы вокруг варенья. Я никак не могу отделаться от них, снова и снова возвращаясь в то утро, снова и снова вспоминая, что я наделал. Я расчесываю болячку все глубже и глубже, до крови, до мяса, и остановиться не получается. Чем старше я становился, чем больше понимал, тем сильнее настигал меня ужас от содеянного. Когда мне было восемь, я знал, что это плохо — как плохо драться и обманывать. И война — тоже плохо. Быть добрым, не жадничать и думать о других, а не только о себе — хорошо. Вот и вся мораль. Тогда я просто не представлял себе по-настоящему, что значит — убить человека. Когда каждую секунду я живу, а он — нет. Я смотрю на небо, глажу собаку, ем торт, бегу со всех ног, пью, читаю, ложусь спать, просыпаюсь, чищу зубы, причесываюсь, встаю, сажусь, а он — нет. И для его родителей все эти вещи — напоминание о том, чего он больше никогда не сделает. Я не осознавал тогда, что каждый миг, что я жив, — он мертв. Не понимал еще, что у него никогда и ничего теперь не будет.

Задумываться обо всем этом я начал только со временем. Сперва я не ощущал такого ужаса, как сейчас. Мне было не по себе, однако истинный смысл содеянного открылся с годами. В хорошие дни мне удается убедить себя, что произошел несчастный случай, в результате которого погиб человек; от меня ничего не зависело. Тогда я еще могу дышать свободно. В плохие дни в голове только одна мысль: «Я убил ребенка», и у меня не получается даже вдохнуть как следует: не хватает кислорода, не хватает всего воздуха в атмосфере, чтобы наполнить мои легкие. Я вижу опасность повсюду — когда кто-то садится в машину или переходит дорогу. Или когда кто-то жалуется, что у него болит голова. Все в моем представлении должно закончиться чем-то ужасным. Я не могу понять, как у меня получилось, уйдя утром из дома, вечером благополучно вернуться обратно. Как с мамой за это время тоже ничего не произошло? Как вообще сотням людей вокруг удалось пережить целый день? Каждый отдельный случай вводит меня в небольшой ступор. В тяжелые периоды душа, тело, руки, ноги, кровь, кости — все наливается черным, чугунным, неотвязным осознанием вины. Несколько месяцев назад я заметил книгу на библиотечном стенде: «Чувство вины: как оно мешает нам жить». Я взял ее и отошел в уголок посмотреть. Там говорилось о том, откуда это чувство берется, о заниженной самооценке, о сковывающих нас рамках и о том, как вырваться из них и вернуть себе радость жизни. Чем дальше я листал, тем больше убеждался — книга написана для идиотов, которым по-настоящему чувство вины вообще не из-за чего испытывать. Почему там не рассказывается, что делать, если из-за тебя кто-то погиб и ты полностью раздавлен этим? Я был в бешенстве. Те несколько секунд, что я нес книгу к своему месту, меня не оставляла жгучая надежда — вдруг и правда поможет, вдруг она позволит мне освободиться. Швырнув бесполезный том на пол, я загнал его ударом ноги под шкаф, поспешил домой и там разрыдался. В тяжелые дни мне кажется, что изнутри я весь наполнен водой и вот-вот уйду на дно, и на сей раз никто, даже мистер Бауэринг, меня не спасет.

А еще ведь оставался ад. Я посмотрел кое-что о нем — на будущее. Вряд ли туда отправляют за все подряд, но уж убийство двухлетнего малыша наверняка должно быть в списке. Несколько недель я мучился неизвестностью и в конце концов решил поискать в библиотеке — лучше заранее узнать, что меня ждет. Библиотекарше, которая помогала мне подбирать литературу, я сказал, что это для доклада.

— Мрачноватая тема, — улыбнулась она. — Не повезло. В следующий раз постарайся получить рай.

Она вручила мне небольшую стопку, и я отправился в читальный зал. Понял я, конечно, далеко не все, однако мне хватило и картинок с языками пламени, горящими грешниками и дьяволом. В одной книге я прочел, что ад — это вечные муки в огне и жбре. В другой говорилось, что, по мнению некоторых, там, наоборот, царят холод и тьма, а еще в одной — что наша Земля и есть ад. С последним я готов был согласиться. Но если ученые не могут решить даже, что такое этот ад, как же мне понять, что меня там ждет? Я сложил всю стопку на край стола и подошел к библиотекарше, которая расставляла книги по полкам.

— А вы верите в ад? — спросил я.

Она прервала свою работу, отложив толстый том, и выпрямилась. Сплетя пальцы, несколько секунд смотрела куда-то в пространство, потом огляделась по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, наклонилась ко мне и проговорила:

— Нет. Не верю. По-моему, это просто чушь.

От нее приятно пахло. Пахло надеждой.

— Спасибо, — сказал я.

— Только в докладе ничего такого не упоминай, — предупредила она.

Я вышел из библиотеки, продолжая думать о том, что она сказала. Просто чушь. Ад — это просто чушь. А ведь она, наверное, целую кучу книг перечитала.