Корень всех зол

Оставшийся путь мы молчали. Дело было не только в Клифтоне, мне не нравился Интернет в целом, становилось как-то неуютно от мысли, что все где-то сохраняется — не исчезает бесследно, не проходит, а запечатлевается навсегда. Сеть раскидывает свои щупальца во все стороны, разрастаясь, захватывая больше и больше, — словно собирает все в одну кучу, которую уже некому будет запалить. Но что самое главное — там была мемориальная страничка в память об Оливере Томасе. Я заглянул туда только однажды — он смотрел на меня с экрана, улыбаясь: вверху его имя, ниже — четыре снимка короткой и счастливой жизни. И надпись: «Мы будем всегда любить тебя и никогда не забудем». Под ней даты рождения и смерти, между которыми такой крохотный промежуток, что сердце разрывается. Возможно, были и еще странички, заметки в новостях и прочее, но этого мне узнать уже не довелось — в тот момент я выключил компьютер и больше ничего в Интернете не искал. И вообще в него не выходил.

В библиотеке мы устроились перед монитором, и мама передала инициативу мне. Через пару минут она уже сидела, подавшись вперед и прижав ладонь ко рту, — мы шли по Клифтону, по Мур-лейн.

— Стой, стой, — проговорила она несколько секунд спустя. — Смотри, магазинчик Джексона все на том же месте и совсем не изменился. А вон, справа, ювелирный, один в один, как был.

Она почти уткнулась носом в экран, рыская взглядом туда-сюда.

— Давай на Кинг-стрит, — скомандовала она, и мы, повернув за угол, медленно двинулись вперед. Потом я показал ей, что можно изменять направление обзора и смотреть прямо на дома и магазины. Бросив взгляд на часы, мама покопалась в кошельке, достала еще фунт и велела мне заплатить у стойки. Когда я вернулся, она сказала, что хочет увидеть весь центр и потом — как сейчас живут прежние друзья и недруги.

Сперва мы отправились к дому Уотсонов на Кросс-лейн:

— Надо же, они так и не заменили гаражные ворота!

Следующими были Фарнхеды с Деласси-стрит:

— Занавески новые и входная дверь.

Когда на одном из фото появилась идущая по левой стороне дороги старая миссис Армер с покупками, мама вообще еле справилась со своими чувствами. Мы пробежались почти по всем улицам городка; потом я показал ей, как управляться с мышкой, ввел адрес и вышел, сказав, что подожду снаружи. Мама появилась через некоторое время, уголки глаз у нее поблескивали, и она как-то нетвердо держалась на ногах.

— Да, — сказала она, — словно в прошлое заглянула. Клифтон, родной мой Клифтон.

Обратно она шла притихшая и дома тоже ни разу не повысила на меня голос и даже не разворчалась, когда я ускользнул сразу после обеда.

Глава 24

Зато Джейк весь был какой-то надутый, раздражительный и угрюмый — совсем как мама, когда на нее находило. В «дом с привидениями» мы не пошли, так и торчали на площадке. Джейк с самого начала как будто был готов вот-вот расплакаться, и слезы действительно хлынули, когда он споткнулся и упал. Я видел, что это не от боли, но из-за чего на самом деле — он не говорил. Его односложные ответы, несчастный вид и нежелание поделиться со мной, чтобы я мог ему помочь, в конце концов начали меня раздражать. Можно подумать, у других не бывает проблем. И мне что — больше делать нечего, как только тратить на него свою субботу? Я много чем мог бы заняться — у меня книг полно непрочитанных, мама все пристает, чтобы я сарай покрасил, или, может, в карьере сейчас Фиона гуляет… А я здесь, с ним, стараюсь изо всех сил, чтобы все у него было в порядке. Я пытался его чем-то отвлечь, но ничего не помогало — что бы я ни предлагал, Джейк мотал головой, пока у меня не иссякла фантазия. В конце концов мне надоело все брать только на себя; к тому же он выглядел таким несчастным, что я спросил — может, ему лучше пойти домой? Но он ответил, что мама хочет побыть одна, в тишине и спокойствии, поэтому остаток дня мы провели в лесочке за площадкой, тяготясь обществом друг друга. Я не раз подумал, что нытья и кислых гримас мне и так хватает, стоило из-за них сюда приходить. Джейк беспрерывно спрашивал, сколько времени, и когда я наконец сказал ему, что уже пять, он припустил домой, такой же понурый, как и вначале.