Коренные изменения неизбежны - Дневник 1941 года

Резко меняются планы. Я приехал из Узкого, думал через день-два выехать в Томск. Решил взять много книг и работать над «Проблемами биогеохимии» и хронологией моей жизни - матерьялами для автобиографии. Поэтому забрал часть архива - неразобранного, но, как я вижу теперь, драгоценного.

Теперь все это придется вновь вынимать из ящиков - ‹а их› 22! Их поставили было на лестницу, но вчера надо было спешно перенести в кабинет, так как в связи с правилами защиты от бомбардировок лестницы должны быть свободны.

Из обсуждения выяснилось, что Химическое Отделение должно выехать в Томск - но в то же время оборонная («секретная»?) работа не должна прерываться. Это все не так легко согласовать, так как вся наша работа экспериментальная тесно связана с рядом других учреждений - наши работы по спектроскопии, радио, масс-спектроскопии, электронографии, рентгенографии и т. п. переплетаются с другими лабораториями и институтами.

Пока такой временный план. Мне (и другим академикам-химикам) ехать куда-нибудь в санаторий в район Поволжья - лаборатории пока не трогать, так как оборонная работа идет и должна продолжаться.

Москва все-таки эвакуируется - особенно дети. Эвакуация идет, в общем, более чем сносно, а в значительном числе случаев хорошо.

Опасаются, что немцы остановились, подготовляя новое нападение на Москву (газы!) и бомбардировку типа лондонской. Думаю, что возможно, что произойдет что-нибудь вроде 1918 года ‹на Украине›, когда рухнули сопротивление и их ‹немцев› сила - сразу и неожиданно для людей, находившихся в нашем положении. Тогда в Киеве я лично был к этому подготовлен, так как в Германии побывал Франкфурт[120] и привез нам мрачный прогноз их силы - неожиданный для всех. Ему даже не все верили.

Сейчас положение немцев еще более безнадежное. Газы и урановая энергия - все эти возможности есть и у нас. И это очень обоюдоострое средство.

Сегодня буду стараться с А. П. ‹Виноградовым› свидеться с Вольфковичем[121] и Шмидтом.

Вчера еще много времени заняло - обращение от ВОКС[122] . Обращение советских ученых к английским связано с подписанием Молотовым и Криппсом военного договора между Англией и Советским Союзом [123] .

16 июля, утро. Среда.

Вчера все решительно изменилось, и мы сегодня едем в Боровое Акмолинской области в санаторий. Об этом мелькала у меня ‹в› эти дни мысль как о возможном.

Утром вчера в радиоцентре ‹состоялось› мое обращение к английским ученым в связи с заключением военного договора с Англией. Очень порядочная, культурная публика и симпатичная старая ирландка-диктор. Их сильно сократили транспортом - ‹осталось› две машины.

Оттуда ‹направился› в Академию в Химическое Отделение ‹на встречу с› Вольфковичем. Выяснилась полная неразбериха - такая картина, что о всяком решении, даже в пределах разрешенного, требуется одобрение Совнаркома. Шверник стоит во главе эвакуации ‹во время› войны. Решения основные например, переезд в Томск Химического Отделения - считаются не подлежащими изменению. Жизнь возьмет свое, так как в такой абстрактной форме оно ‹решение› нереально - но масса всяких затруднений. Должна быть нетронута оборонная работа и тому подобное.

Выяснилось, что 16-го идет детский поезд в Боровое - говорят, чудный санаторий, - и прикрепили ‹к поезду› мягкий вагон для академиков - старых и т. п. Решил ехать, так как это ближе ‹Томска› и, может быть, - как я думаю осенью выяснится несколько положение, ‹так› что вернусь в Москву, а не в Томск.

Были Т. Е. Каминская с С. Г. Цейтлин - последняя ‹рассказывала› о бомбардировке Минска и бегстве ‹населения› оттуда. Об этом ничего и нигде не говорится в печати.

Очень большое недовольство осведомлением по радио ‹о ходе› военных действий. По-видимому, армия на высоте: русский солдат теперь и раньше был ‹на высоте›, были и офицеры на высоте. Командование исчезает.

Общее удовольствие, что отошли от Германии, и очень популярен союз с Англией и демократиями.

Идут аресты - по-видимому, в связи с нападением ‹Германии› и фашизмом. Между прочим, ‹арестован› геолог Мирчинк - хороший геолог, но морально не высокий человек.

17 июля. Станция Буй.

Вчера выехали[124] . Едем в совершенно исключительных условиях - в купе мягком (Наташа и я внизу, Аня и Прасковья Кирилловна наверху). Катя в среднем отделении в другом вагоне. Поезд для детей академических служащих около 500-600 ‹детей›. О положении на фронте ‹ничего› не знаем.

18 июля. Пятница. Станция Свеча.

Всю ночь стояли на разъезде после Шарьи - пропускали ряд военных поездов с людьми и оборудованием, военным. Идут с огромной скоростью на фронт; как критерии неразберихи - отвод техники и т. п. с Урала.

Свеча ‹в› 817 километрах от Москвы и ‹в› 138 - от Вятки (Киров). Ужасно неприятное впечатление у меня от замены исторических названий городов: Горький - Нижний Новгород, Молотов - Пермь, Калинин - Тверь. Из них Пермь наиболее древняя? Связанная с нерусской старой культурой.

Едем в детском поезде. С нами на станции стоят еще два таких поезда один из Ленинграда.

В общем, организовано хорошо.