Коренные изменения неизбежны - Дневник 1941 года

Вчера был вечер Сеченовского института в память Сеченова, которого я слушал - неоднократно - как студент в Петербурге и с которым встретился, как товарищ, профессором в Москве. В Петербурге, уже хранителем Минералогического Кабинета, я нередко бывал в Сеченовском институте, был приятелем с Введенским и Хлопиным-отцом[143] , тогда, кажется, студентом, научно работавшим. С Введенским особенно ‹подружился›. В Москве Сеченов, работавший в Институте, ‹расположенном› во дворе ‹Университета›, не раз заходил ко мне, молодому приват-доценту и впоследствии профессору, днем (иногда с огромной собакой, раз съевшей мой завтрак) поговорить и высказывал мне - очень трогательное - свое хорошее ко мне отношение. Еще студентом я прочел его «Психологические очерки» (кажется) и, кажется, другие его работы. Он подарил мне свой портрет, который остался висеть в Москве на моей квартире. Останется или остался ли он цел?

25 ноября, утро. Вторник.

Вчера работал с Аней. В связи с тем, что появилось решение среди академической группы организовать научные доклады, - об этом на днях со мной переговорил Л. С. Берг и даже предложил тему: о геологических оболочках и геосферах, и я согласился. Я давно хотел это сделать и по своей инициативе но я не решаюсь сам выступать с лекцией. Прочтет Аня, а я выступлю с разъяснениями и в беседе, лекцию сопровождающей.

Вчера в местной щучинской газетке от третьего дня одно из известий ТАСС произвело большое впечатление - из немецких источников мы узнали, что у нас появились сверхтанки. Отвратительно бездарное радио явно рисует отрыв власти от населения. Нам сообщают пустяки, анекдоты. Московские газеты мы имеем только от 3.XI. Как ни плохи они и как ни бездарны - из них все-таки обыватель, с огромным опозданием, узнает кое-что.

27 ноября, вечер. Четверг.

Сегодня чувствовал себя хуже обычного. Принимал и адонис, и валидол, и Бехтеревское питье. Утром работал с Аней над тем докладом, который согласился прочесть: «Геологические оболочки Земли как планеты». Этот экскурс из обычной работы очень помогает выяснить мысли.

Днем приходил П. П. Маслов - хотел, чтобы я был председателем организации, которая ведет это дело. Оказывается, вопрос был поднят Масловым на том митинге, который был под председательством М. Ф. Андреевой после речи Сталина. Кажется, было послано какое-то обращение к Сталину - и мое имя упоминалось. Надо справиться, что они написали.

На воскресенье Гамалея собирает собрание ‹Группы› для обсуждения вопроса о ‹моей› лекции. К нему такое нехорошее отношение, что хотят выбрать другого. Я отказался, так как: 1) я не могу брать на себя обязанности председателя, учитывая мое болезненное состояние и невозможность посещать заседания, и 2) я полуслепой, так как далеко не вижу. Это - правда. Мне нужны телеочки - их я не смог достать. Советовали обратиться к Зелинскому.

Сегодня получили из местных газет акмолинских и алма-атинских конца ноября интересные речи Гарримана и Бивербрука. В общем, поразили места, где они говорят о Сталине в официальном отчете о Московском совещании[144] .

28 ноября, утро. Пятница.

И мне вспомнились высказывания И. П. Павлова - помню, несколько раз он возвращался к этой теме. Он определенно считал, что самые редкие и самые сложные структуры мозга - государственных людей Божьей милостью, если можно так выразиться - прирожденных политиков. Это выражение, вероятно, не его. И это, я думаю, верно.

Особенно ясно для меня становится это, когда в радио слышится его ‹Сталина› речь: зычный и неприятный кавказский акцент. И при таких предпосылках такая власть над людьми и такое впечатление на людей.

Одну основную ошибку он сделал под влиянием мести или страха: уничтожения цвета людей своей партии - невознаградимы, так как реальные условия жизни вызывают колоссальный приток всех воров, которые продолжают лезть в партию, уровень которой в среде, в которой мне приходится вращаться, ярко ниже беспартийных. По-видимому, по рассказам, он готовил себе заместителем Кирова, убийство которого партийными кругами, может быть, смертельный удар для партии.

1 декабря. Понедельник.

Вчера была лекция Орлова[145] о «Слове о полку Игореве» и ‹имела› маленький успех. Мне ‹она› не очень понравилась.

В связи с этими лекциями внутри нашей Группы ‹возникли› «политические осложнения». Оказывается, идея о них была поднята П. П. Масловым во время какого-то заседания, - кажется, на митинге, на котором я не был, по случаю речи Сталина.