Коричневые башмаки с набережной Вольтера

– Он меня расспрашивал и на их счет. А я не доносчик, потому ни слова не сказал. Но сам для себя кое-что обдумал. Среди наших постоянных клиентов – обрезчик сучьев и сапожник. Оба часто здесь бывают, и оба работают с опасными инструментами. Нынче ночью у меня разболелся коренной зуб, я до рассвета заснуть не мог. Встал, чтобы сделать компресс с гвоздичным маслом, и вспомнил про Ангелу Фруэн, чесальщицу. Ее же обокрали недавно и, помимо прочего, унесли сапожный резак. Она говорила – острый, как коса… Ну что ж за невезение, а? Взгляните на это вороньё, я так скоро умом тронусь… – Фюльбер со вздохом помассировал шею. – Самый подозрительный из постоянных клиентов – Амадей, тот чудак, что одевается как на карнавал, – продолжил он. – Знает всех на набережных, торгует вразнос канцелярией – карандашами, ластиками, мотками бечевки…

– Красной бечевки? – перебил Виктор.

– Ну да. Я у него тоже покупаю. Он снабжает этой ерундой почти всех букинистов.

– Как вы думаете, у покойной Филомены Лакарель могло быть что-то общее с другими завсегдатаями набережных?

– У буланжистки? Дайте прикинуть… Она выискивала тут исторические документы, написанные на велени, содержание ее не волновало. Сапожник собирает тома «Энциклопедии», в которых есть статьи по его ремеслу. Обрезчика сучьев интересуют пособия по древнему садоводству, лесоводству и прочему в том же духе. Иногда он покупает гравюры. Что до почтенного Амадея, я продал ему несколько очень редких изданий, и он ни разу не пытался торговаться.

– Вы рассказали все это Вальми?

– За кого вы меня принимаете? Пусть каждый занимается своим делом.

Виктор озадаченно потер подбородок.

– Н-да, негусто. Несколько увлеченных библиофилов – неудивительно, что они постоянно толкутся на набережных. Жаль, что ваш приятель Тиролец отсутствует, можно было бы его расспросить – он много общался с этими сумасбродами. Напомните, как его зовут?

– Жорж Муазан. И никакой он мне не приятель – у нас война. Он свои книги бечевкой перевязывает, представляете? И только для того, чтобы досадить мне! Этот пес шелудивый что-то застрял в своем Кане, уже ведь должен был вернуться. Не рассчитывайте на него – он себе на уме и ужасно не любит неприятности. Ваш лучший осведомитель – я! Кстати, насчет Муазана, – вдруг спохватился Фюльбер. – Побегу сейчас к его дантисту, доктору Извергсу, на улицу Ренн. Зуб-то у меня до сих пор болит…

– Доктор Извергс? – поднял бровь Виктор. – На вашем месте я бы поостерегся…

– А что? – пожал плечами Фюльбер. – Доктор Извергс – известный врач, зубы рвет виртуозно, Муазан доволен.

– День добрый, месье Ботье, – отвлекла букиниста подошедшая светловолосая женщина.

– Приветствую вас, мадемуазель Питель, – заулыбался тот.

– По какому случаю толпа? Я с трудом к вам пробилась. Ищу месье Муазана.

– Он еще не вернулся из Кана.

– Какая жалость, значит, я напрасно время потратила. Так что тут за собрание?

– Так ведь… А вы разве не в курсе?

– В курсе чего?

– В одном из моих ящиков на месте книг оказался неопознанный труп, и еще убили одну из моих клиенток.

– Вот это да! А как звали вашу клиентку?

– Филомена Лакарель. По счастью, друг пришел меня поддержать. У меня, знаете ли, нет алиби… Вот, позвольте вам представить: месье Легри, книготорговец с улицы Сен-Пер.

Виктор поклонился женщине и попрощался с Фюльбером, который торопился к зубному врачу. Виктору и самому хотелось очутиться подальше от толпы зевак. Выбираясь с набережной, он заметил, что пришла Северина Бомон и уже открывает стойку.

– Очень любезно с вашей стороны прийти поддержать Фюльбера, мадам.

– Мне на хлеб надо зарабатывать, представьте себе. Может, кто-нибудь из этих простофиль купит у меня парочку сонников. А Фюльбер сбежал?

– Он пошел к дантисту – всю ночь не спал от зубной боли.

– Ах, бедняжка!

– Позвольте осведомиться, кто та привлекательная дама, которая сейчас беседует поодаль с кем-то из ваших коллег? Я слышал, ее фамилия Питель. Питель – как у юного сапожника?

– Это его тетушка, редкостная злыдня. Впрочем, неудивительно, что вы находите ее привлекательной – она же блондинка.

Северина Бомон с опаской поглядела на толпу, решила не отпирать пока ящики стойки и уселась на складной стул, пристроив на коленях вязанье. Виктор вдруг заметил, что белая фигура, вырисовывающаяся на синем шарфе, – вовсе не якорь, а горшочек с конфитюром.

Перепуганные статуи рухнули на пьедесталы и отчаянно вцепились в них. Глазами из мрамора или бронзы они с удивлением смотрели на собственные твердые тела, которые вдруг обрели гибкость, поводили руками, сгибали ноги в коленях, сжимали каменные и металлические кулаки…