Коричневые башмаки с набережной Вольтера

Путешествие морем из Ньюхейвена в Дьеп плохо сказалось на желудке Джины, однако она нашла в себе силы позавтракать в вагоне-ресторане поезда при свете лампы под розовым абажуром и теперь дремала в купе, примостив голову на плече Кэндзи. Сквозь дрему до нее смутно долетали обрывки разговора соседей-пассажиров, в котором Кэндзи участвовал только междометиями.

Молодая англичанка, пребывавшая в радостном возбуждении по причине своей первой поездки в Париж, пила чай, подогретый на походной спиртовке, и рассуждала об опасностях, таящихся в поездах: ковры в вагонах, дескать, кишат микробами.

– Я читала статью о линолеуме, – сообщила она обществу, – очень полезный материал, его легко вымыть дочиста с помощью обычной половой тряпки.

– При условии, что тряпку вы предварительно прополоскаете в антисептике, – заметила дама с лорнетом, читавшая рубрику всякой всячины во французской газете.

– В первую очередь нужно уделять внимание гигиенической уборке в вагонах третьего класса. Наиболее опасны в плане заразы те поезда, что перевозят на юг чахоточных больных, – добавил свое слово виноторговец, чем вызвал одобрительное мычание Кэндзи, который притворялся спящим.

– А плевательницы? – воскликнула англичанка. – Как же плевательницы?

– Да их по пальцам можно пересчитать. Было бы разумно провести просветительские мероприятия, чтобы люди наконец начали ими пользоваться, как в омнибусах.

– Еще одну старушку рантье убили в собственном доме, – поделилась новостью из газеты дама с лорнетом. – Труп лежал головой в котле с вареньем.

Кэндзи погладил руку Джины и погрузился в воспоминания о страстных ночах, проведенных с ней в Лондоне. В Англии было холодно, поэтому от долгих прогулок по паркам, к сожалению японца, пришлось отказаться, зато они побывали во многих музеях. Оба любили Национальную галерею – с удовольствием бродили по залу фламандских примитивистов и восхищались «Мадонной с Младенцем в саду» Ганса Мемлинга – прозрачностью и простотой этой картины, живостью красок; надолго останавливались у полотен итальянских мастеров. Кэндзи немало забавлял садово-огородный декор композиций Кривелли.

Приоткрыв глаза, он удостоверился, что сверток, перевязанный лентой, на месте – лежит напротив на пустой банкетке. Японец был чрезвычайно доволен покупкой книг, сделанной в начале этого путешествия, и настолько погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как состав замедлил ход на подступах к монументальной конструкции Западного вокзала. Пронзительно прозвучал свисток, оповещая о том, что поезд входит в Батиньольский туннель.

Англичанка от неожиданности пролила чай.

– My God, Paris! [66]

Джина расправила юбку. Она была рада вернуться во Францию, но все же чуть-чуть грустила от того, что снова потянутся монотонные бесцветные будни, а Кэндзи она будет видеть лишь по вечерам.

– Это, мадемуазель, улица Рима, а вот и вокзал Сен-Лазар. Имею честь проводить вас до отеля, где вы… – начал было виноторговец, но англичанка уже схватила свой чемодан, вскочила и устремилась к выходу, бросив через плечо:

– Good by, sir [67] , меня ждет жених.

Виноторговец разочарованно посмотрел ей вслед.

Кэндзи под руку с Джиной сделал несколько шагов по перрону. Вокруг бурлила толпа, все так и норовили наступить на ногу ближнему. Топали и деликатно прокладывали себе дорогу лакированные туфли с круглыми и квадратными мысками, замшевые ботинки, сапоги смотрителей, грубые башмаки носильщиков… Каблуки и подошвы всех размеров и мастей кружились в хаотичном балете, замирали, топтались на месте и снова устремлялись каждый к своей цели.