Коридор

Дверь открылась минуты через три. Изнутри пахнуло теплым жильем, старым деревом и особой затхлостью, какая бывает в комнатах стариков. В широком, слабо освещенном коридоре появилась дряхлая эльфиня, завернутая в льняное полотенце с вышивкой. Она взяла у нас верхнюю одежду.

Стены прихожей были обшиты темным деревом, и весь дом казался таким древним, что Гарри в своих магловских джинсах и я в свитере смотрелись, наверное, почти неприлично.

Доложив о нашем приходе, эльфиня провела нас в гостиную — длинную, жарко протопленную комнату с низким потолком. У камина в большом кресле сидел старик. Голова его ушла в плечи, так что он напоминал нахохлившегося больного воробья, но крохотные черные глаза, смотревшие чуть искоса, были не по возрасту яркими и выразительными. На старике была теплая мантия с меховой подстежкой и войлочная шапка, прикрывавшая уши.

Я принялся говорить что-то ужасно длинное и вежливое о рекомендательных письмах и прочем, но Фламель махнул рукой — сморщенные пальцы напоминали птичью лапку.

— Не нужно, не нужно. Я только рад — мы тут соскучились по гостям. Но вот Перенелла к вам не выйдет, она устала, прилегла…

Он говорил на архаичном французском, так что мне поначалу было нелегко его понимать. Гарри, повинуясь приглашению хозяина, сел в другое кресло, в котором тут же утонул. Его ноги не доставали до пола, и у Гарри, видно, было большое искушение поболтать ими в воздухе, но он дисциплинированно держал спину прямо и молчал, ожидая, пока хозяин дома первым к нему обратится.

Фламель тем временем зажег свечи — я заметил, что он делает это от живого огня, а не от палочки. Ну да, он же сквиб… Поразительно, что единственный в мире человек, сумевший изготовить философский камень, — даже не волшебник. Он ни дня не проучился в Бобатоне и, судя по рассказам, с магами старался общаться как можно меньше, разве что время от времени принимал в ученики талантливую молодежь. Одним из таких учеников когда-то был Дамблдор.

В остальном я почти ничего не знал о Фламеле, так что подарок выбрал самый нейтральный: первоиздание записок Роджера Бэкона из букинистического отдела “Флориш и Блоттс”. Но Фламелю книга неожиданно понравилась.

Еще минут десять мы обменивались ритуальными вопросами и ответами: “Вы в Париже навещаете родственников? А ваши предки из каких Лестранжей — с Луары? Ах, из Бретани?”… Все это время Фламель рассматривал Гарри. Наконец эльфиня принесла поднос с печеньем и серебряные кубки с подогретым вином.

— А что тебе, мальчик? — пошамкал губами Фламель. — Чаю? Молока? Горячего шоколада?

— Шоколада, — ответил Гарри.

— Ты уже учишься в Огвартсе? — расспрашивал его Фламель, а я переводил. — Кажется, Альбус мне про тебя рассказывал… Тебя ведь зовут Том, верно?

— Нет, — Гарри улыбнулся. — Не Том, и даже не Дик, а просто Гарри*.

Я запнулся, не зная, как адекватно перевести эту игру слов, но Фламель, кажется, не обратил на нее внимания. Он взял печенье с блюда, ощупал, поднес близко к глазам, потом, удовлетворенный исследованием, принялся жевать, роняя крошки на мантию.

— Арри, вот как… И ты, значит, хочешь стать алхимиком?

— Ну-у, — Гарри замялся, потом решительно ответил: — Вообще-то я хотел бы узнать о философском камне.

Фламель засмеялся. Это было похоже на голос иволги: скрип, кашель — и тут же высокие звонкие всхлипы-посвисты.

— Ох, это же совсем не интересно…

Он сложил руки на животе и опять наклонил голову набок. Мне показалось, что он сейчас вскочит на подлокотник кресла, как на жердочку.

— Добыть философский камень нелегко. Многолетние усилия, бессонные ночи, адский труд — а потом одна крохотная ошибка, и изволь начинать все сначала. Порой целой жизни не хватит… Оттого-то это почти никому не удается.

— Почти никому? — спросил Гарри. — Я думал, только вы…

— Нет, нет, были и другие. Но я один остался, так уж вышло.

— Но ведь камень дает бессмертие, разве нет? А все остальные…

Фламель опять засмеялся и поерзал в кресле, придвигаясь ближе к огню.

Полено в камине треснуло и рассыпалось ворохом искр. Бросив туда мимолетный взгляд, я заметил в пламени саламандру — она сидела неподвижно, рассматривая нас агатово-черными глазками. По алой тонкой кожице то там, то сям расползались уродливые выцветшие пятна, будто лишаи. Видно, она тоже была очень старая, как и все в этом доме.

— Бессмертие, — Фламель укутался поплотнее в мантию, — это еще один обман… Эликсира жизни, который получается с помощью камня, никогда не бывает достаточно. Это все равно что слизывать росу с листьев или жевать вишневую смолу — ты жевал когда-нибудь вишневую смолу, мальчик?

— Да, — ответил Гарри, когда я перевел ему вопрос.

— Ну, вот… Ее никогда не бывает много, правда? Тут, там, капельки, подтеки, чуть-чуть. Или взять калачики. Знаешь, такие семена травы, они вкусные, сладкие, дети их любят… Но их тоже мало, совсем мало, ими не наешься.

Фламель умолк, глядя в огонь. Я подумал, что пора вежливо прощаться и уходить — он явно выжил из ума. Немудрено, в таком-то возрасте… Смотреть на это было грустно, и каждая лишняя минута усиливала неловкость.