Коридор в 1937-й год

Ниночка, тайно от всех, иногда считала себя эгоисткой. Конечно, одна дочка в семье у горячо любящих ее родителей. Поэтому, занимаясь своим самовоспитанием (а как же без этого? Вся передовая молодежь над собой работает!), пыталась думать о тех, кто живет рядом: помогала маме с папой по хозяйству, как умела, кормила птичек и бездомных животных, старалась быть отзывчивой и не судить людей слишком строго за неправильные поступки.

Вот и сейчас она одернула себя: нельзя сразу думать, что Артем намеренно совершил плохой поступок. Наверняка что-то случилось. И, вполне возможно, он сам нуждается в помощи. А она рассиживает в чужом доме, пытаясь выискать в нем недостатки.

Ладно, будущее покажет. А вот позвонить родителям надо срочно! Мама и папа точно переживают за нее! Как же она не догадалась сделать это еще вчера вечером, когда оказалась у Натальи Петровны? Попросить телефон, набрать номер… Папа бы сам за ней подъехал на такси.

Просто вчера Ниночка слишком устала сидеть на лавке и трястись от страха, поэтому и не сообразила. А потом – уснула. Тоже совсем неожиданно.

Может, у соседей попросить телефон? Квартира-то, как она вчера поняла, коммунальная.

Сначала девушка оглядела комнату Натальи Петровны в поисках телефона: мобильного или домашнего. Потом вышла в коридор. Было очень тихо. Наверно, никого не было дома. Стучать же в чужие двери Ниночке показалось неприличным.

«Выйду на улицу, попрошу у кого-нибудь мобильный, позвоню. Потом вернусь, переоденусь, напишу записку, поблагодарю хозяйку», – спланировала Ниночка свои действия.

Девушка отнесла поднос на кухню. Там стояло у стен несколько столов. Ниночка вымыла посуду и на всякий случай, чтобы не ошибиться со столом, отнесла тарелки и чашки обратно в комнату ее гостеприимной новой знакомой.

Ниночкина сумка-клатч нашлась на стуле у двери. Сунув ее под мышку, девушка вынырнула в коридор. Плотно, как это делала хозяйка, но бесшумно, закрыла дверь.

Прислушалась.

В квартире по-прежнему стояла тишина.

Входную дверь было не спутать с другими. На ней висела цепочка и была прикреплена щеколда – обе не закрыты.

Ниночка быстро, но на цыпочках, прошла мимо всех дверей. Девушка потянула за ручку. Входная дверь открылась, предоставляя гостье право покинуть ее временное пристанище. Та тут же этим воспользовалась и выскользнула на лестничную площадку…

Глава 24. Страшное открытие

Рита и Саша.

Они не доехали до города, а вышли на предпоследней перед главным вокзалом станции. Рита на этой платформе была впервые, а до этого только проезжала мимо, глядя из окошка электрички.

Станция называлась Сортировочной, и ее достопримечательностью был старый деревянный вокзал, напоминавший барак своей длиной и невзрачными многочисленными окошками. Рите было не понятно, почему здание не хотели менять на что-то современное, довольствуясь сооружением, построенным почти сто лет назад.

Саша махнул рукой:

– Через пустырь пройдешь. Там трамвайная остановка. Спросишь, на каком добраться до центра.

– А ты не пойдешь туда?.. Хотя… Могла бы и сама догадаться: тебе в город нельзя. Так ведь?

– Почти. На вокзале не хочу появляться. На всякий случай.

– Может, скажешь уже, что ты такое натворил?

Они стояли на платформе в одиночестве – те, кто вышли вместе с ними, спустились вниз туда, где останавливались трамваи. А все нормальные люди поехали дальше, до конечной станции – до городского вокзала. На таких маленьких, как Сортировка, выходят только рабочие.

Саша, отвернувшись, хмуро заговорил:

– Мою маму обвинили черт знает в чем, арестовали и назвали врагом народа. Отец велел мне в городе не появляться, а ехать на дачу. И сам исчез куда-то. На даче, сама видела, что… Вот, пытаюсь раствориться, но опыта у меня в этом нет. А еще бы хотелось узнать, что с мамой и где отец. Надеюсь, с ними всё в порядке…

Рита опешила: «обвинили», назвали «врагом народа»… Что он несет?!

– Пойдем, немного провожу, – не дожидаясь согласия Риты, Саша стал спускаться по ступенькам, вниз, с платформы.

Рита, помедлив, пошла за ним следом…

…Пустырь был небольшим, но сильно заросшим. Он находился между станцией и высоким забором. Рита этих мест не знала, но спрашивать парня, что там, за забором, не стала.

За редким лесом, разделявшим пустырь и район с жилыми домами, прошумел трамвай. Остановился.

Саша продолжал. Казалось, ему просто необходимо было выговориться. Голос его неожиданно охрип, казалось, готов был сорваться и пропасть в любую минуту:

– …И главное, мама-то у меня помешана на политике. Для нее партия – это жизнь, это воздух, это счастье. Она всегда была ярым борцом за дело революции. А теперь она – враг народа. Из партии исключили. Потом еще и арестовали. В чем они ее обвиняют, понять не можем ни отец, ни я.

Они подошли к остановке. Саша продолжал говорить, не глядя на Риту: