Коридоры власти

Он не старался уклониться от разговора со мной. Но возвращаться к нему в кабинет уже не было времени. Мы стояли в коридоре и разговаривали вполголоса. Время от времени распахивалась то одна, то другая дверь: служащие торопливо проходили мимо, искоса поглядывая на начальство. Некоторые из них, без сомнения, знали, что мы с Дугласом – близкие друзья. Наверно, они думали, что мы в последнюю минуту перед совещанием утрясаем какой-то вопрос или же небрежно и в то же время дотошно, как умеют лишь высшие чиновники, что-то обсуждаем, желая сэкономить время и избежать межведомственной переписки.

Это было не совсем так. Во время разговора я всматривался в Дугласа со смешанным чувством симпатии, жалости и безотчетной злости. Он сильно переменился за время болезни жены – он менялся буквально на глазах. В чертах его появилась особая горечь, какую замечаешь в лицах, не по годам моложавых и, однако, уже отмеченных печатью старости. Прежде время словно не касалось его, совсем как Дориана Грея, на которого он ни в чем другом похож не был, – но все это было в прошлом.

Три раза в неделю Маргарет ездила в больницу к его жене. Сейчас Мэри не могла даже закурить сигарету без посторонней помощи.

– Интересно, как далеко может зайти паралич? – сказала она как-то с просветленным мужеством, из-за которого еще тяжелей было смотреть на нее.

Несколько раз, когда и клуб, и опустевший дом становились ему невыносимы, Дуглас оставался ночевать у нас. Однажды в минуту откровенности он скорбно поведал нам, что непрестанно думает о ней, о том, как она лежит, прикованная к постели, без движения, а вот он свободен и здоров.

Но сейчас все это вылетело у меня из головы.

– Что вам известно о последнем выпаде против Куэйфа? – сказал я.

– О чем вы?

– Вы отдаете себе отчет, что они нападают на каждого, кто хоть как-то с ним связан? Теперь жертвой стал Уолтер Льюк…

– Войны без жертв не бывает, – ответил Дуглас.

– Но вы не станете отрицать, что этих людей вы пригреваете и ободряете, – сказал я зло.

– Да вы о чем? – Его лицо вдруг окаменело. Он был взбешен не меньше моего, – взбешен именно потому, что раньше наедине мы часто бывали откровенны друг с другом.

– О том, что ни для кого не секрет, что вы не согласны с Куэйфом.

– Ерунда!

– Кому вы это говорите?

– Вам! И вы должны верить! – сказал Дуглас.

– Чему я должен верить?

– Вот что, – сказал он. – Вы всегда считали, что у вас есть право на собственное мнение. Не такое уж собственное, кстати сказать. Такое же право есть и у меня. Я никогда этого не скрывал. И никогда не вводил мистера Куэйфа в заблуждение на этот счет. Я считаю, что он неправ, и он о моем мнении прекрасно осведомлен. Но, кроме него, об этом знаете только вы да еще два-три человека, которым я доверяю.

– Знают и другие.

– И вы считаете, что ответственность за это несу я?

Он весь побагровел.

– Давайте не будем горячиться, – сказал он. – Если мой министр одержит победу, я сделаю все, чтобы быть ему полезным. Это означает, что я буду проводить политику, в целесообразность которой не верю. Что ж, мне не впервой. Я постараюсь, чтобы его политика действительно оправдала себя. Без ложной скромности скажу, что смогу делать это не хуже других.

Все это было совершенно справедливо.

– Но по-вашему, он не может победить? – сказал я.

– А по-вашему?

Его взгляд стал острым, оценивающим. Можно было подумать, что мы обсуждаем условия перемирия, нащупываем, каких можно добиться уступок.

– Во всяком случае, вы постарались затруднить ему победу, – снова не удержался я.

– Я делал именно то, о чем вам уже говорил. Не больше и не меньше.

– Вы неплохо умеете подпевать – куда лучше многих из нас.

– Не понимаю.

– Ну как же! Вы избрали именно тот курс, которого ждали от вас очень многие весьма влиятельные люди – так? Почти все они отнюдь не желают, чтобы Роджер Куэйф добился своего – так?

С какой-то непонятной отрешенностью он ответил:

– Может быть, и так.

– Если он потерпит поражение, это ведь будет вам на руку – не так ли? Разве это не будет поставлено вам в заслугу? Не облегчит вам дальнейшую карьеру?

Он посмотрел на меня пустыми глазами. Потом сказал вполне дружелюбно:

– Вот только одно… Вы же знаете, я с самого начала придерживался такого мнения. Разве вы не верите в мою искренность?

Я вынужден был сказать, что, разумеется, верю.

И тут же снова раскричался, забыв, что когда-то Кейв бросил то же обвинение Роджеру.

– Но при всем том, что вы там делали или не делали, вы уж, конечно, понимали, что вашей-то карьере это не повредит – так?

Я был до того разъярен, что просто не поверил своим глазам, когда он улыбнулся в ответ – улыбнулся если не дружески, то, во всяком случае, искренне.

– Ну, знаете, Льюис, если бы нас беспокоили еще и эти соображения, мы бы вообще никогда ничего не делали.

Он взглянул на часы и прибавил озабоченно:

– Из-за вас я, кажется, немного опаздываю.

И зашагал по коридору, быстро, но без спешки, весь устремясь вперед, с бумагами в руке.

42. В парламентской ложе