Семен, познакомившись с этими "приобретениями", мгновенно вспомнил о своей татарско-восточной крови и выкатил условие, что боевые, этим двум, он платить не будет до тех пор, пока они его не удивят.
Уже через пару часов он пожалел о своих словах, но, обещание данное командиром при всем скоплении подчиненных — свято и двух дурней пришлось ставить на довольствие.
Оба отца-командира — военной и научной части экспедиции — долго обсуждали сложившуюся ситуацию, сидя у костра и пришли к выводу, что дураков боги любят…
Деревенские парни, привыкшие и к тумакам, и к водке на халяву, честно пытались тянуть военную лямку, но вот не получалось у них, хоть жопную резинку на трусах порви — не получались из них солдаты. Проводники, скрытники, разведчики — худо-бедно. А вот солдаты, способные часами стоять на посту, обходить дозором одни и те же места — нет!
Сельская смекалка и природный опыт, помноженный на не замыленный глаз, странная хозяйственность, переходящая в манию тащить себе под кровать все, что ни попадя, приводили Игнатича в панику, а Махрсана — гнев.
Два этих чувства, накладываясь одно на другое, чаще всего взаимоуничтожались.
Но иногда…
Вот и теперь обоих "деревянных" рассадили в "номера-одиночки", на хлеб и воду, на трое суток. Соседняя, третья комнатушка, тоже не пустовала — ее занимал свалившийся с неба Бен Аркан, плохо говоривший по-русски, но прекрасно все понимавший и отлично матерящийся на пяти языках.
В четвертой сидела красавица, из-за которой на губу попали они все и что-то мурлыкала себе под нос, раздражая Толика своим голосом, словно проникающим под череп и расчесывающим там все, до чего мог дотянуться.
— Слышь… те-ка, красавица… — Никитос сдался первым. — А можно помолчать? Тут, некоторые спать пытаются, между прочим!
К мычанию Валии добавилось мычание Бена, и охранник предложил заткнуться всем, иначе он оставит в коридоре свои носки и закроет вентиляцию.
Угроза возымела действие и в четырех комнатах, выходящих своими решетчатыми дверьми в один короткий, тупиковый коридор, воцарилась тишина.
Засопел Никитос, причмокивая во сне губами, крутилась на узкой и жесткой лежанке, девушка, пытаясь устроиться по удобнее, Толику начал сниться третий сон…
Богатырский всхрап Аркана уронил прикемарившего за дверью охранника на пол, сразу в положение "стрельба лежа". Валия вспомнила рассказ Олега и покачала головой, считая короткое — "Бен храпит", очень невпечатляющим, по сравнению с услышанным собственными ушами.
Никитос перевернулся на другой бок, а его приятель сел на лежаке, глядя на прутья стеклянными глазами и изображая себя мышку из анекдота…
… Мальчик рос слабым и болезненным. Врачи разводили руками, а за спиной богатых родителей вертели пальцем у виска, демонстрируя свое отношение к паре, решившихся на ребенка едва ли не в 50 лет!
Так и водили бы мальчика по "светилам" всевозможной величины, если бы не приплыли "дорогие гости". Такие дорогие, что сеть предприятий Пажанова, занимающаяся изделиями из войлока, сперва стремительно пошла в гору, а через два года так же стремительно ухнула в пропасть, прихватив с собой на двухметровую глубину и владельца, за компанию. Видя творящееся, и догадываясь, что дальше будет только хуже, мадам Пажанова сделала ноги в сельскую глубинку, поближе к родным, северным корням.
Сделанные запасы обещали добрый десяток лет спокойной жизни, а отдаленность от цивилизации гарантировала спокойные десять лет.
Почему обещания и гарантия не сработали?
Теперь уже и ответа не будет — Никитос с трудом успел унести ноги в морозную ночь, прячась от пьяной компании обычных людей, наткнувшихся на пожилую женщину, живущую с малолетним сыночком, в самой глуши, в окружении добротных вещей и полного сараюшки, всяческих запасов.
Через месяц, Никитос приблудился в Бегуньки и сдружился Толиком Рыжовым, старше которого был на добрых пять лет, но вот по интеллекту был точнехонько наравне.
Встреть Антонина Владимировна своего сыночка — узнала бы только по синим, темно-синим глазам, передающимся в роду Пажановых от отца к сыну, и никогда — к дочери!
Никитос внезапно излечился от всех своих простуд, мнительности и набрал мышцу. Набрал так значительно, что мозг забился в темную норку и отсвечивал оттуда крайне редко, только тогда, когда деваться было некуда!
Рыжов и Пажанов, дополняющие друг друга не хуже Штепселя с Тарапунькой, так и болтались бы по деревне, если бы не судьба.
Игнатич лишь диву давался, как два деревенских парня споро обустраивают стоянку, как, не разговаривая, точно знают, кому и что нужно, безошибочно подавая топор или хватаясь за внезапно появляющуюся перед носом веревку, перекинутую через ветку.
Махрсан, злобно крутил носом и демонстративно фыркал, единожды выдав фразу: "Ничего странного. У них один мозг на двоих…"
Пока Никитос размышлял, Толик успел обидеться, подтверждая сказанное…
Став частью команды, глазами и мозолистыми руками научной ее части, и занозой в жопе — военной, эти двое пообтерлись и пообвыкли.