«Все равно придется уходить, рано или поздно, — утешила Валя сама себя, — так лучше раньше, скорей переболит».
Кира за ее спиной молчала, исчерпав, видимо, все аргументы.
«Уеду через неделю, — решила Валя, — а перед этим зайду в кабинет. Погляжу, кто эта краля, на которую он меня променял».
Назавтра она пересчитала все свои накопления. Оказалось, что у нее есть немногим более десяти тысяч долларов. «На первое время хватит с лихвой, — приободрилась Валя, — сниму квартиру, начну лечить Таньку, потихоньку подыщу работу».
После обеда она, вместо того чтобы лечь отдыхать, потихоньку от Киры спустилась вниз. Подкараулила, пока Вадим выйдет из кабинета, шмыгнула внутрь, подошла к столу.
Действительно, там стояла фотография в серебряной рамке — красавица, чуть постарше Вали, темноволосая, темноглазая, немного скуластая, как сам Вадим.
Валя долго разглядывала карточку, позабыв об осторожности, о том, что Вадим в любую минуту может вернуться и застать ее здесь за таким занятием. Ее терзали муки ревности.
«И чем она лучше меня? — недоумевала Валя. — Разве что богачка, раз работает в фирме. Значит, для Вадима это имеет значение».
Ей стало еще больней и горше. Она порылась в стопке бумаг на столе и откопала несколько конвертов, помеченных штемпелем «Екатеринбург». Имя и фамилия Вадима были и вправду выведены на бумаге изящным, чисто женским почерком. Лезть в конверт и читать письма Валя не стала, брезгливо морщась, засунула их обратно в бумажную гущу и выскользнула вон.
Шесть дней она жила, как во сне. Кормила Антошку, купала его, переодевала, ходила с ним на прогулку — и одновременно с этим строила планы, как скажет Вадиму о своем уходе. С Кирой они договорились, что будут звонить друг другу, а по возможности и встречаться.
Валя собрала все Вадимовы подарки, аккуратно упаковала их в две большие коробки из-под сапог, заклеила скотчем и велела Кире передать по назначению после ее ухода из дому. Та посмеялась, но обещала выполнить Валину просьбу.
Близилось воскресенье — день, установленный Валей для окончательного объяснения с Вадимом и отъезда. Накануне, в субботу, она в последний раз вышла с Антошкой прогуляться. Теперь, вместо березовой рощицы, они ездили в сквер, расположенный в самом центре городка, возле торгового комплекса. Воздух там был не такой чистый, зато вокруг имелось много интересного, на что стоило посмотреть: новенькие, блестящие автомобили у обочины дороги, яркие рекламные щиты, нарядно убранные витрины магазинов.
Валя катала Антошку взад-вперед по дорожкам, посыпанным мелким, оранжевым гравием, рядом такие же молодые мамаши, роскошно и модно одетые, толкали перед собой коляски с розовощекими, толстыми карапузами.
После неожиданных холодов немного потеплело, и на Вале были брюки и короткая кожаная курточка. Она машинально болтала с малышом, корчила ему смешные физиономии, а мысли ее блуждали далеко, предвосхищая завтрашний день.
Завтра вечером ее уже не будет здесь. Малыш останется с Кирой, потом ему наймут няню. Наверное, он и ей станет говорить «мама». Наверное…
Валя внезапно остановилась как вкопанная. В двух шагах от нее на тротуаре стоял Тенгиз. Он смотрел на Валю и улыбался — точь-в-точь, как тогда, в магазине, в первый день их знакомства.
— Ты? — Валя попятилась назад, потянула за собой коляску. — Что тебе опять надо?
— Выслушай меня, Валечка, дорогая! — Тенгиз быстро шагнул к ней, крепко взял за руку. — Выслушай, умоляю.
— Говори. — Она почувствовала, что не испытывает к нему былой неприязни, напротив, его вид даже вызывал у нее некое подобие жалости.
Тенгиз молча погладил Валины пальцы. Потом, ни слова не произнеся, опустился на колени, прямо на сырой от недавнего дождя гравий.
— Что ты? — испуганно проговорила Валя. — С ума сошел? Встань сейчас же!
— Встану, если только ты согласишься уехать со мной, — непоколебимым тоном проговорил Тенгиз и обхватил Валины ноги в изящных замшевых сапожках.
Прохожие вокруг начали с любопытством оборачиваться. Валя беспомощно кусала губы, не зная, куда деться от стыда.
— Прекрати этот балаган! Встань! — она дернула его за воротник, пытаясь поднять, но Тенгиз не двинулся с места, оставаясь в той же позе.
— Я сказал — не встану. Я жить без тебя не могу, умираю. Хочешь, верь, хочешь, не верь, Валя-Валентина.
— Вот дурак, — жалобно проговорила Валя, с тревогой озираясь по сторонам. — Ну встань же ты, поговорим по-людски. — Она вспомнила, как учила ее Кира: любую проблему можно обсудить спокойно, без оскорблений.
Тенгиз поколебался и поднялся на ноги. Взял у Вали коляску, покатил к ближайшей скамейке. Она послушно следовала за ним.
— Сядь, — велел Тенгиз.
Валя села. Он продолжал стоять перед ней, неотрывно глядя ей в глаза.
— Я люблю тебя. Хочешь, можешь ударить меня за все, что я тебе сделал. Можешь убить. Только не покидай.
«А ведь это судьба, — мелькнуло у нее в голове. — Она дает мне шанс. Я же тоже когда-то любила его. Или думала, что люблю. У нас был ребенок. Только Бог никогда не ошибается, а человек всегда грешен. Прости и да прощен будешь».