Я думала о том, что мне, наверное, не стоит часто бывать у Лики — только смущать лишний раз Вадима и мучиться самой. Молодые после свадьбы должны были поселиться в его двухкомнатной квартире — от нашего с Ликой дома далеко, на другом конце города. «Вот и хорошо, — сказала я себе. — Буду отговариваться тем, что тяжело ездить».
Однако ездить пришлось. Утром, едва я растолкала своего гостя, напоила его чаем и выпроводила за дверь, прозвонила Лика. Она была жутко взволнована:
— Куда ты подевалась вчера? Мы тебя искали, нервничали! Думали, Бог знает, что стряслось! — ее звонкий голосок дрожал от возмущения.
— Что могло случиться? — спокойно проговорила я. — Просто все стали расходиться, и я тоже. Взяла машину, доехала до дому. Отлично выспалась.
— Чего не скажешь обо мне! — Лика весело захохотала и тут же, спохватившись, проглотила смех. — Кир! Ты вот что… приезжай к нам. Приедешь?
— Зачем? — изумилась я.
— Я соскучилась.
— Соскучилась по мне?! Да ведь у тебя же медовый месяц!
— Ну и что, что месяц? Я без тебя не могу! Правда, Кирка, приезжай! И Вадик будет рад.
— Не уверена.
— Будет, будет! Вот увидишь. Пожалуйста, я тебя умоляю!
Я вдруг почувствовала, что на самом деле хочу приехать. Хочу поглядеть на Лику в ее новой квартире, хочу поболтать с ней. А главное, хочу хоть краем глаза глянуть на Вадима.
«А как же ночное решение? — мелькнуло у меня в голове, но я тут же нашла себе оправдание: поеду только на чуть-чуть, в первый и последний раз.
— Хорошо, — сказала я в трубку.
— Ура! — закричала Лика. — Ура, Ура! Я жду! Адрес у тебя в блокноте.
Я собралась, надела строгий школьный костюм, в котором сидела на экзаменах, слегка накрасилась и покатила через весь город на метро.
Лика встретила меня у дверей, легкая, воздушная, как нимфа, в прозрачном, невесомом пеньюаре и в восточных шлепанцах с загнутыми носами.
— Кирка, как здорово, что ты здесь!
Она расцеловала меня, окутав запахом дорогих и нежных духов. Очень дорогих — раньше такие ей были не по карману.
Из спальни выглянул Вадим. Он был в домашних брюках, без рубашки. Я невольно задержала взгляд на его безупречной, мускулистой фигуре, на широкой, смуглой груди, покрытой темными волосами.
— Здравствуй, — сказал Вадим. Сказал просто, дружелюбно — мне показалось, он тоже был рад моему приходу.
— Здравствуй. — Я постаралась, чтобы мой голос звучал совершенно спокойно, и мне это удалось.
— Идем пить чай, — пригласил он. — У нас есть торт, остался от вчерашнего, мы его взяли из ресторана.
Мы пили чай, ели торт и много еще разных вкусностей. Лика сидела у Вадима на коленях, обнимала его за шею. Он улыбался — довольно, блаженно, как сытый кот. Сначала это меня смущало, но потом я привыкла. Мне даже стало приятно — будто Вадим держал на коленях не Лику, а меня.
Я просидела у них до самого вечера, а потом уехала, несмотря на Ликины уговоры остаться. Я обещала ей вернуться завтра и вернулась. Меня встретили, как родную, даже выделили специальные тапочки.
С тех пор я стала бывать у Лики почти ежедневно. Меня не смущала часовая тряска в переполненном вагоне метро и то, что домой я попадала почти к полуночи. Там, у Лики, я получала необходимый мне заряд бодрости, свою крохотную порцию счастья, того самого, которое она у меня украла с детской улыбкой на лице. Уходя от нее, я чувствовала, что день прожит не зря, и торопилась снова стать свидетелем чужой любви, раз уж своей мне было не дано.
Ты спросишь — ненавидела ли я Лику? Нет, я продолжала любить ее. И продолжала любить Вадима. Знаешь, когда так сильно любишь кого-то — не важно кого, хоть собаку, — тебе начинают платить той же монетой. Постепенно Лика и Вадим привыкли ко мне, стали нуждаться в моем присутствии, доверять самые сокровенные секреты. Я сделалась для них незаменимой и была счастлива от этого. О большем — честное слово — я и не мечтала.
Через год они переехали в этот коттедж. Мотаться за город ежедневно я, конечно, не могла, но по выходным Вадим присылал за мной машину, и я проводила с ними весь уикэнд. Вот такая странная, но замечательная жизнь.
Когда Лика сообщила мне, что ждет ребенка, я была на седьмом небе от восторга. Сдувала с нее пылинки. Не позволяла ни до чего и пальцем дотронуться, ходила за ней всюду неотступно, как тень, боялась, как бы чего не вышло дурного — и так восемь месяцев. А в тот день, как на грех, задержалась на работе — в школу приехала комиссия, пришлось срочно разбираться с документацией, освободилась лишь в семь вечера. Подумала — поздно уже тащиться в такую даль, к тому же назавтра у меня был выходной. Завтра утром и собиралась ехать…
А в полночь позвонил Вадим. Сказал, что Лики больше нет. Что врачи боролись за ее жизнь три с половиной часа и не смогли спасти. И что остался малыш…
…Я сидела оглушенная, держала трубку в оледеневших пальцах, слушала, как на том конце плачет Вадим, и ничего не могла сказать ему в утешение. Мне казалось, я слышу Ликин голос. Он нашептывал мне: «Я отдаю тебе то, что когда-то взяла. Отдаю. Бери. Теперь он твой. Вадим — твой. И ребенок».