«Долгое время я не могла понять, почему Илья не заботился о том, чтобы получить медицинскую помощь, — рассуждает Мириам. — Возможно, Кормильцев был настолько поглощен жизнью, которая окружала его, что сознательно отрекся от реальности. В Лондоне он пользовался услугами специалиста по альтернативной медицине, который гарантировал ему, что вылечит. Тем не менее Илья без сопротивления принял мое предложение забрать его в больницу. Возможно, он понял, что дальше так продолжаться не может».
С помощью соседей теща Гунина разместила Кормильцева на заднем сиденье машины и поехала в St. Tomas Hospital — один из лучших госпиталей района. Зная по собственному опыту, что врачи не имеют права официально оформить прием, она решилась взять больницу «на абордаж».
«Я припарковалась в том месте, где обычно стоят машины скорой помощи, — вспоминает Мириам. — Это было рядом со входом в отделение экстренной медицинской помощи. Я попросила медсестер отвести Илью к врачам, но мне ответили, что это невозможно, так как у пациента нет страхового полиса. Я настаивала и говорила, что не уберу машину со стоянки, пока они не заберут больного. В конце концов кто-то позвал старшего медбрата. Он вышел посмотреть на Кормильцева и сразу вызвал санитаров, чтобы те отвезли Илью в госпиталь».
Ожидая врача, поэт провел в коридоре более шести часов. Уже вечером доктор отправил Кормильцева на рентген, а затем, увидев огромную опухоль на спине, госпитализировал для обследования и назначения системного курса лечения.
На следующий день в St. Thomas Hospital приехали взволнованные Гунин и Маньковская. Им огласили результаты анализов, и они, увы, оказались неутешительными. Вердикт гласил, что у пациента «обнаружена меланома с широко распространенными метастазами» — и, как следствие, «рак позвоночника на завершающей, четвертой стадии».
Узнав о том, что Илья практически не лечился, доктор заметил, что на подобной фазе рака большинство людей не то что ходить, но даже говорить не могут. Затем врач признался, что жить Кормильцеву осталось немного: может, несколько дней, а если повезет, то пару недель. Для химиотерапии Илья был слаб, но медики решили не сдаваться и предложили сделать курс радиотерапии. Кормильцев мужественно воспринял ситуацию, но категорически отказался от опиумных обезболивающих, поскольку, по его словам, «они мешают думать».
«При всех адских болях для Ильи самым важным было то, что он может контролировать работу мозга, — объясняет Маньковская. — Ничто другое не имело для него значения».
Казалось, что Кормильцев не хотел признаться себе, что его собственный диагноз «выбитый позвоночник» оказался чудовищной ошибкой. И что рак, который он победил несколько лет назад в Белоруссии, снова вернулся. Мистическим образом сбывалось то страшное проклятие, которое он услышал десять лет назад, спасая душу Бутусова от питерских неомагов и чернокнижников.
Надо отдать идеологу «Ультра.Культуры» должное — со стороны он выглядел спокойным и уверенным, продолжая сочинять в этих печальных стенах. «Мир — это больница для ангелов, которые разучились летать», — написал шариковой ручкой поэт строчки одного из последних стихотворений.
«Еще 23 октября я позвонил в Лондон и рассказал про смерть отца, — вспоминает Женя Кормильцев. — Илья признался, что догадывался об этом. В декабре, когда мы общались по телефону, он разговаривал так, как обычно говорят онкологические больные. Слышно было по голосу, что уже оттуда».
На лечение нужны были деньги, поскольку спасать поэта задаром в чужой стране никто не собирался. Его лондонские приятели протрубили тревогу и дали объявление в русскоязычной английской прессе. Затем смогли выйти на Романа Абрамовича, который с давних времен был поклонником «Наутилуса». Без лишних слов бизнесмен выписал чек на 15 000 фунтов, а затем прислал в больницу большую корзину с фруктами и деликатесами.
Шила в мешке не утаишь, и спустя несколько дней информация о болезни Ильи просочилась в российские СМИ. Внезапно о Кормильцеве заговорили буквально все — от крупнейших агентств до газет, радиостанций и федеральных телеканалов.
«Когда денег не было совсем, мне позвонил Илья, — вспоминает друг Ильи Александр Орлов. — Он сказал: «Давай сделаем так… Ты сейчас попробуешь объявить на всю страну, что мне нужны средства на лечение. Попытайся организовать фонд моего спасения. Сделай, у тебя получится!» Я тогда работал на НТВ, они сразу подключились, сообщили в информационные агентства, и все закрутилось. Началась адская свистопляска, потому что мне пришлось открывать счет на свое имя. За три недели, которые прошли со времени звонка, народ собрал огромные деньги, около 80 000 фунтов».
В это время Кормильцева перевели из St. Thomas Hospital в отделение физиотерапии хосписа St. Christopher, где поэту начали оказывать «смягчающее» лечение, направленное на усмирение боли. Из родных и близких за Ильей ухаживали Саша Гунин, Мириам Франк и будущий опальный депутат Илья Пономарев, оперативно прилетевший из Москвы с первой партией денег.