Читаем Корни полностью

"Шибко партийный" — очень типичное для него выражение. Согласитесь сами, что стилистическая окраска этих слов не обязательно отрицательная, при определенном контексте тут может быть элемент некоторого уважения и даже восхищения — но всегда со стороны! "Шибко партийным" он считал, к примеру, своего зятя, а моего отца Александра Сергеевича, которого сильно уважал за культурный уровень, работоспособность и не очень уже модную в послевоенный период абсолютную честность. Однако не мог же дед всерьез принимать все попытки пропаганды нарисовать параллельную реальность и выдать ее за действительность. Помалкивать-то он помалкивал, не было у него желания на своих боках проверять пределы коммунистической терпимости к инакомыслию — но и энтузиазма, сверх необходимого для выживания, не выказывал. Мой отец, к слову, всегда с некоторым подозрением относился к возможным последствиям наших с дедом бесед на идеологические темы, а под конец, особенно после моего хождения в демдвижение 80-х годов (Партклуб, Демплатформа, выступления на облпартконференции и статьи на политические и экологические темы в местной сибирской печати, ну, и не без августовских московских баррикад), считал, что "старшего сына он упустил и тот попал под эсеровское идейное влияние". Я было пытался его утешить, что беседы с Ал. Дм. — не главное, и в позднем Советском Союзе человеку, имеющему глаза, чтобы видеть, уши, чтобы кого-то слушать, уже и не очень нужны, но отец мне не верил и оставался при своем мнении. Мама тут находилась в очень сложном положении. Политикой, на самом деле, она не шибко и интересовалась, но напряженность между ее мужем и отцом, да еще на такую нелепую тему, ей совсем не была нужна, особенно с тех пор, как дед стал жить с нами. Она пыталась свести дело к шутке, "Ты, — мол, — папа, как левый эсер…", на что дед честно говорил: "Ну, левым-то я никогда не бывал".

А вот в бурном 68-м году вышел на экраны совершенно дивный фильм "Шестое июля" по сценарию известного лениниста с человеческим лицом Шатрова-Маршака, с Аллой Демидовой в роли Марии Спиридоновой. Все-таки до этого если изображали членов ПЛСР в кино — то на манер анархистов из "Оптимистической трагедии" уродами и наркоманами. А тут Маруся в Большом театре на съезде Советов с горящим взором обличает Ильича и его команду за утрату революционности — воля ваша, не понимаю, как идеологический отдел, пусть там хоть три А.Н.Яковлева работали, такое перенес. Прямо влюбился я в Марию Александровну, тем более, вдруг обнаружилось, что она у нас в Уфе в ссылке была в 30-х и служила в Башстатуправлении. Да еще я прочитал где-то про ее трагическую судьбу в царское время, а что, при Соввласти с ней лучше, что-ли, обходились? Только что не изнасиловали, так ведь она к тому времени, небось, совсем товарный вид потеряла.

Так в этом фильме еще один из персонажей — Колегаев, тоже из левоэсеровских вождей, который за свою жизнь ухитрился наркомом земледелия побывать дважды: в 18 году как левый эсер, и в 30-х как член ВКП(б). Потом-то его расстреляли, конечно. Этот самый нарком, как будто бы, был дедом моей приятельницы Л., о которой я много пишу в других местах этих воспоминаний, так что она позже даже подписывала "А.Колегаев" свои фронтовые репортажи с с военно-пионерской игры "Зарница" в журнале "Вожатый".

Так вот, есть в фильме классный эпизод: сидят, значит, в кабинете ПредСовнаркома хозяин в исполнении Нар. артиста Каюрова и ПредВЦИКа Свердлов, весь в кожанке. Пьют свой любимый морковный чай и слушают — не начнут ли мятежники из пушек стрелять. Сами-то они за несколько месяцев до того ни на минуту не задумались — начали палить по Кремлю и всадили, в частности, снаряд в Спасские часы, о чем, как известно, уже следующая трогательная история — "Кремлевские куранты". Далее по анекдоту: "Сижу. Пью чай. Стучатся. Кто там? — Колегаев". Ильич с Яшей так и осели. Ну, думают, ультиматум принес! И так уж яшина верная Клава по решению ЦК который день в лифчике вшитые брильянты носит на случай придется срочно рвать когти. Железный Феликс — Лановой на всякий случай забрался в штаб путча в Трехсвятительском и там под арестом Прошьяна-Джигарханяна в кладовке сидит: и алиби про черный день есть, и на вопросы Ильича — "Как прошляпил?" — отвечать пока не приходится, и в случае, если марусины друзья победят, так может вспомнят, что он тоже против Брестского мира был.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии