Корни

Зарабатывал он, хотя бы в первое время, неплохо, так что мог держать для дочки и сына француженку-бонну, видно, что из застрявших в России бедолаг, откуда и отцовский французский. О социализме дед не забыл, но у него это перешло как бы в область хобби, сильно уступающего по значению преферансу. Да и вообще в новых условиях он предпочитал помалкивать. Те же люди, которые теперь взяли на себя проведение в стране социалистического эксперимента, считали его, конечно, как врача, за буржуазного паразита, не хуже, чем того же Плеханова. Что и естественно, поскольку, если Плеханов социалист — то они урки. А чтобы им считаться борцами за рабочее дело, надо, чтобы Плеханов, а мой дед уж с ним за компанию, были социал-предателями и буржуями. Отец-то мой, первый юный пионер Армавира, вырос убежденным большевиком, и из-за этого ссорился с дедом и даже уходил из дома, но это, вообще говоря, совсем другая история… Ну, об моем отце, действительно, в следующий раз, а вот навскидку, одно из высказываний старого социал-демократа, так раздражавших пламенного комсомольца. Дело было весной тридцатого по поводу известной статьи генсека Сталина в газете "Правда" по названию "Головокружение от успехов". Мы все, как правило, знакомы с реакцией на эту статью казака Макара Нагульнова и питерского двадцатипятитысячника Семена Давыдова в донском Гремячьем Логу. А вот в полутора тысячах километров еще южнее доктор Эйгенсон, прочитав тот же номер газеты, сказал за завтраком: "Хорошо это Сталин устроился! Когда получается — тогда под его чутким руководством, а если не пошло — так перегибы на местах". Ну, реакцию молодого восторженного сталиниста вы и сами можете себе представить — скандал, ушел из дома, хлопнув дверью. И, на самом деле, действительно, домой не вернулся, потому, что уехал в Баку к дядьке Генриху, а там поступил в Нефтяной. И дальше — Азербайджан, Молотов, Москва, Башкирия. На родине только наездами, да и то — в первые годы, пока бабка Дора, овдовев, не переехала в Ростов-на-Дону.

Умер дед от рака в 1935-ом, мне по наследству досталось вырезанное из газеты объявление, выражающее доктору Марии Сергеевне Федоровой соболезнование по случаю смерти ее отца, доктора С.А.Эйгенсона. Но вот из какой газеты, представления не имею. И тетя Маруся тоже уже умерла одиннадцать лет тому, и мой отец четыре года назад, так что и спросить не у кого.

А после меня будет и некому. Внуки мои, слава Богу, прекрасно сохранили русский язык. Но думают, конечно, на родном английском. С удовольствием бывают на Родине и парадная, кремлевско-петергофско-царскосельская Россия им все-таки поближе Версаля. И за то, по совести, спасибо. А уж дела черносошных зауральских крестьян, екатеринославских хлеботорговцев или народолюбивых студентов с Бронных и Плющихи им, конечно, никак не ближе, чем похождения Конана и его хайборийских друзей. Все, что имеет начало, имеет и конец. Отчетливо виден уже и конец русской нити, вплетенной в судьбу рода Эйгенсонов. Еще и не такой короткой нити. Александр Моисеевич Городницкий написал об этом так:

Мой дед в губернском Могилеве Писал с ошибками по-русски. Мои израильские внучки Забудут русские слова…

Это получается всего два-три поколения с родным русским. У нас, все-таки, побольше, по крайней мере, на пару поколений, отдавших привязанность неяркой, да и не больно ласковой, северной стране и ее волшебному языку.

О МОЕМ ОТЦЕ А.С. ЭЙГЕНСОНЕ

Мой сын Александр работает последние годы программистом и достаточно успешно, хотя окончил Московский институт нефти и газа им. Губкина по специальности нефтехимия. Поступил туда, в первую очередь, потому что я проработал нефтяником, в переработке и добыче, и ему со 2-го по 9-й класс пришлось жить и учиться в нефтяном сибирском Нижневартовске. С детства он видел за дальним лесом факела Самотлора.

Я же учился в Уфимском нефтяном институте, потому что вырос в городке нефтепереработчиков Черниковске. Все детство факела над заводами указывали мне стороны света: прямо на север — Новоуфимский НПЗ, а чуть правее и восточнее — "старый" Уфимский завод, п/я N^о 417, где мой отец был главным инженером. Так что и я стал нефтяником, потому что нефтяником был мой папа.

А вот он, Александр Сергеевич Эйгенсон, известный бакинский, потом молотовский и уже до конца жизни уфимский нефтяник, попал в специальность и в отрасль более или менее случайно. Он поступил в Азербайджанский Краснознаменный нефтяной институт осенью 1930 г., хотя еще весной того года у него были совсем другие планы.

Но тут нужно по порядку. Я уж нынче тоже не молод, поэтому в помощь своей памяти привлек два отцовских документа, достаточно подробно отражающих его биографию: трудовую книжку со многими вкладышами и учетную карточку члена КПСС.

Сразу приведу соответствующую статью из выпущенной в 1996 г. Краткой Энциклопедии "Башкортостан":