Корни

Я только кивнул. Уж не знаю, кто это придумал, но невесту у нас в деревне всегда к родственникам на кладбище вели и ждали знака, по которому можно определить, одобрили или нет. Как только Алка проснулась, потащил я ее на кладбище. Еле уговорил каблуки снять. До кладбища два километра пешком через лес, а по дороге – и того дольше. Небо хмурилось с самого утра. Всю дорогу Алка ныла, что она уже идти не может, ноги болят. Давай, мол, матери скажем, что сходили. У меня и у самого такая мысль была, но обманывать – нехорошо. В общем, вместо получаса, тащились мы до кладбища почти полтора. То остановимся покурить, то передохнуть. Сели на скамейку у могилы.

– Ну, здравствуй, папа, вот невесту привел. Знакомься, Алла.

Алка ухмыляется, зараза, но молчит. И то хорошо. И тут как хлынет, сплошной поток. Дорогу мигом развезло, пока до дома добрались, вымокли до нитки. Да еще Алкины причитания всю дорогу слушать пришлось. Злой был и на нее, и на мать, и на погоду.

– Я баньку вам натопила, чтобы не простудились, не дай Бог, – мама встретила нас на пороге, зыркнула на меня: «Не одобрил отец».

На следующий день Алка собрала чемодан и рванула назад в Москву. А я еще на пару недель задержался. Хотел с Наськой объясниться, но она не вышла даже. Тетя Люба меня прогнала:

– Иди, не береди девке душу.

Два года учебы позади, еще три осталось. Компьютеры я полюбил. Чудо, а не техника. Вот за чем будущее. Встречали миллениум. Алка потащила меня на Красную площадь. Такое событие! Фейерверк, людей – море. После Нового Года устроился я в одну солидную фирму – компьютеры обслуживать. Работа – не бей лежачего, да еще и платят неплохо. Деньги не то, чтобы рекой потекли, но полегче стало. Матери больше отсылать стал, и Алке на ее побрякушки хватало вроде. И тут вирус – «Чернобыль-2000» память половины компьютеров стер подчистую. Работы – выше крыши. Пахал как проклятый, иногда только к утру до дому доползал. Переехали мы с Алкой к центру поближе, чтоб на работу быстрее добираться. Отношения вроде получше стали, Алка поспокойней. В общем, жизнь налаживалась. И тут меня словно током ударило. «Вот где бабла можно срубить, как же я раньше не догадался?» От досады даже хлопнул себя по лбу. Решил я, короче, антивирусник написать. Недосыпал, недоедал, с утра до вечера – работа, ночью – «шабашка», так я новое детище назвал.

– Коленька, ты бы отдохнул, – ластилась Алка.

– Некогда, на пенсии отдыхать буду, – отмахивался я и пахал, пахал.

Мне б уже тогда тревогу забить. Что это Алка вдруг такая ласковая стала? Но не до того было, не замечал ничего вокруг, кроме работы.

– Ничего, Аллочка, потерпи, вот антивирусник напишу, квартиру купим, заживем тогда.

Так еще год пролетел. И, наконец, наступил день, когда антивирусник был готов. Гора с плеч. В эйфории шампанского набрал, клубники, шоколада, деликатесов всяких разных. Домой на радостях закатился, Алку обнял. Пировали полночи, хохотали, радовались. Проснулся где-то к обеду, один.

– Алла, – сонно позвал я. – Сколько время?

Тишина. «Ну, в магазин вышла». Я с трудом поднялся, голова как чугунная, во рту кошки насрали, побрел в туалет. Каждый шаг в голове болью отзывается. В общем, тревогу я только к вечеру забил. Заглянул в шкаф, а шмоток-то Алкиных нет, из душа все ее баночки и тюбики пропали. А главное – жесткий диск из компьютера исчез. Вот сука! Я чуть не плакал. Так эта мразь еще и записку сунула заместо диска:

«Тебе, деревенщине, бабки на кой нужны? Коровник построишь? А нам с Женькой очень даже пригодятся. В общем, живи, не тужи».

– Тварь, сука, гадина, – от злости разбил монитор, пинал ногами бесполезный компьютер. – Ненавижу, ненавижу, – ярость захлестывала, бессильная злоба лилась через край. Будь Алка рядом, переломил бы ее тонкую шейку. И этому кобелю бы заодно навалял, друг называется. И на себя злился ужасно. Придурок, столько времени ничего не замечал, пригрел змею на груди. Но больше всего программу было жаль, год работы, столько труда, сил положил.

Поплелся в магазин, купил ящик водки и запил горькую. Из дома не выходил, не ел, только пил и забывался в пьяном угаре сном. Недели слились в один нескончаемый день. Вдруг в мое пьяное сознание вклинился звонок в дверь. «Ну и хрен с ним, пусть звонят». Опрокинул бутылку, сделал большой глоток. Звонок не унимался. Я чертыхнулся, с трудом поднялся и на нетвердых ногах поплелся открывать.

– Кого там принесло?

На пороге стояла мать – в единственном праздничном платье, на голове – косынка.

– Ма? – я вмиг протрезвел.

– Ты в кого превратился? Ты на себя полюбуйся. Хочешь кончить, как отец? – напустилась она на меня. И вдруг, опустила плечи, заглянула в глаза, – Возвращайся сынок, сгинешь там, здесь твои корни.