Корни гор, кн.1: Железная голова

– Что я должен сделать? – повторил Гельд, разогнувшись и убирая нож в ножны. – Какие у вас обычаи на этот счет? Завалить его камнями?

– Не нужно. – Эренгерда наконец сообразила, о чем он говорит. – Тут не пустые места, до ночи он так не долежит… Нужно скорее объявить об убийстве. Пока не увидел кто-то другой.

Понемногу Эренгерда взяла себя в руки. Теперь до нее дошло и то, что о ее участии в этом деле никто не узнает: Орм умер, а Гельд стал убийцей именно затем, чтобы ее не ославили. Она же ни в чем не виновата! Не было ничего такого, в чем она должна себя винить! И не родится у нее внук рабыни! Никогда!

Во тьме появился просвет, и Эренгерда дрожащими пальцами принялась утирать слезы. Ничего не будет, никто не узнает… Только бы никто не узнал!

– Где? – спросил Гельд. – Где объявить? У конунга?

– Нет. На ближайшей усадьбе.

– У вас?

– Нет. Тут ближе двор Аринкара Вязальщика. Там. – Эренгерда слабо махнула рукой в сторону моря.

– Может, лучше у вас? Тоже близко, и я… я ваш гость.

– Нет, нет, у Аринкара! – Эренгерда заторопилась с чувством, что от этого зависит и ее собственное спасение. – Не волнуйся. Лучше все сделать по обычаю, по закону, тогда нас… тебя ни в чем не смогут упрекнуть. У Орма нет в Аскефьорде родни и побратимов, никто не будет тебе мстить, пока конунг не разберет дело. А ему ты скажешь, что Орм первый тебя оскорбил. Ведь он назвал тебя сыном рабыни, да? Это все поймут. Не волнуйся, у нас его не слишком любили. Кто он такой? Не лучше тебя, только что хирдман конунга…

– Да уж! – Гельд криво усмехнулся. – Еще хорошо, что он. Мог бы попасться Кари ярл – это было бы хуже.

– Гораздо лучше! Кари ярл согласился бы молчать. И клятв не понадобилось бы, и этого… – Эренгерда глянула в сторону тела и вновь содрогнулась. – А Орм слишком незначительный человек – он пошел бы болтать по фьорду, лишь бы придать себе веса. Он ухватился бы за любой способ прославиться.

– И это ему удалось. – Гельд тоже оглянулся на темнеющее тело. – Только слава вышла немножко посмертная…

– Иди! – Эренгерда взмахом руки указала на невидимое за ельником море. – Иди скорее! Я… Ах, я ничего не могу сделать!

Она опять прижала ладони к лицу и горестно потрясла головой. Она могла бы послать Кольбейновых людей охранять гостя, могла бы стать свидетелем, что Гельд был оскорблен первым… если бы могла сознаться в своем присутствии здесь. А это никак не возможно! Ей не подобало здесь находиться, и надо забыть, что она здесь была!

На миг ей стало стыдно: Гельд ради ее чести подвергся смертельной опасности, а она не может помочь ему! Но тут же стыд сменился отчаянным страхом: сейчас он уйдет, и она больше никогда не увидит его. Хотелось подбежать и обнять его, но она не смела: за эти же стремления она уже наказана этим ужасом! На одежде и руках Гельда не виднелось ни единого пятна крови, но Эренгерде казалось, что одно прикосновение к нему так запачкает ее, что она больше не сможет показаться людям на глаза. Ее тянуло к Гельду и отталкивало от него; внутри что-то сжималось, так что дышать было трудно.

– Не бойся, – тихо сказал Гельд. Он понимал, что с ней творится. – Никто не узнает, что ты сюда приходила. Это я во всем виноват. Это я зазвал тебя сюда, это из-за меня ты могла быть опозорена. Никто ничего не узнает. Для тебя все будет как раньше. Как ты сама хочешь. Не бойся.

Говоря все это, он ощущал пустоту и усталость. Гельд не боялся за свою участь. Напуганный вид Эренгерды вдруг убедил: она совсем его не любит. Ни капли. Она боялась не за него, а лишь за свою честь. И это было хуже любого наказания, хуже смерти, потому что вся дальнейшая жизнь показалась бессмысленной. Скажи ему сейчас сама норна, что конунг немедленно присудит его к смерти, он пошел бы на смерть с тем же горьким безразличием.

Он смотрел на Эренгерду с чувством, что навек с ней прощается. Она не для него, дочь Ярла. Она красива, как белая звезда на темно-синем зимнем небе, и даже сейчас ее красота сладко и мучительно язвила, напоминала о пропавших надеждах. Ну, хватит!

Не решаясь попрощаться, Гельд сделал легкий знак рукой, повернулся и пошел прочь с поляны в сторону моря, где мельком по пути сюда видел две-три крыши какого-то жилья.

Эренгерда вначале стояла, глядя ему вслед, а потом вдруг осознала, что осталась на поляне наедине с мертвецом. Ее пронзил такой ужас, будто Орм уже оживает, чтобы переломать ей кости. Слегка ахнув, она повернулась и со всех ног бросилась бежать. Скользя на гнилых листьях и протянутыми руками отклоняя еловые лапы, она неслась сама не зная куда. Она боялась пустого леса и боялась показаться с таким лицом дома; но нестерпимее всего было стоять на месте, и она летела через лес, точно могла убежать от ужаса.