Корни гор, кн.1: Железная голова

Только когда впереди кто-то назвал имя Гельда, Борглинда подняла глаза. Гельд вышел вперед и остановился в нескольких шагах перед Торбрандом конунгом; Хьёрлейв Изморозь говорил что-то, видимо перечисляя конунгу его заслуги, а Гельд стоял, слегка склонив голову. Борглинда отдыхала душой, впервые за этот тягостный вечер отвлекшись от неприятного, и любовалась Гельдом, будто он был ее братом. Как хорошо он держится перед конунгом: ни постыдной робости, ни глупой заносчивости, а одно спокойное, непринужденное достоинство! И как он хорошо одет: зеленая рубаха с легким коричневатым отливом, совсем новая, и накидка из рыжеватых куниц, сразу видно, что говорлинские – такой гладкий и блестящий мех. Золотое обручье на руке, какое не у всякого ярла найдешь, и пояс весь в литых бронзовых накладках. Открытое, приветливое лицо Гельда показалось ей вдруг таким красивым, что дух захватило и в груди стало тепло. Хотелось смотреть на него без конца.

– Этот, я слышала, ходил с вами? – шепнула ей на ухо Эренгерда, но Борглинда, засмотревшись, не сразу расслышала ее вопрос. – Он что, каждый день так одевается?

– Что? Одевается? – Борглинда наконец посмотрела на соседку, не поняв, о чем она.

– Должно быть, его торговые дела идут хорошо, раз он так нарядился? – с любопытством продолжала Эренгерда. – По одежде его можно принять за ярла, а не за торговца.

– Если бы каждый ярл так умел воевать, как он торгует! – сказала Борглинда. На язык просился намек, что без Гельда и доблестный Асвальд ярл не много успел бы.

– Должно быть, он не только это умеет, если конунг нашел, о чем с ним поговорить, – опять сказала Эренгерда. – Наверное, это умный и знающий человек?

В ее голосе была непонятная насмешка, и Борглинда обиделась.

– Он поумнее многих, кого я знаю! – пылко воскликнула она. – Если бы не он, твой брат едва ли бы хвалился этой железной головой! Скорее его собственная голова досталась бы в добычу кому-то другому! И он солжет, если скажет, что это не так!

– О-о! – удивленно протянула Эренгерда.

Но ей было приятно, что барландца так расхваливают. Всегда приятнее, когда тобой восхищается достойный человек, а не какой-нибудь лентяй и болтун!

– Хорошо, что Асвальд ярл сумел привлечь на свою сторону такого достойного человека! – долетел до них голос Торбранда конунга, и Борглинда забыла об Эренгерде. – Я рад принять тебя в Аскефьорде и надеюсь, мы будем друзьями.

– Не моя вина будет, конунг, если наша дружба не сложится! – ответил Гельд. – Кто бы на моем месте не ценил дружбы такого человека, как ты!

Торбранд конунг слегка улыбнулся уголком рта, в котором по привычке держал соломинку. Гельд не знал, как редко улыбается конунг фьяллей, но чувствовал, что понравился ему. Не плохо для начала.

– Думаю, ты не откажешься принять кубок от одной из наших женщин, – сказал Торбранд. – И оставить его себе в залог нашей дружбы.

– Если я не прошу слишком многого, мне бы хотелось, чтобы кубок поднесла мне вон та красивая девушка. – Гельд вежливо, но уверенно кивнул на Эренгерду, будто и не знал, кто она. – Если ты, конунг, позволишь, – скромно добавил он.

Вот так. Я у вас человек чужой, новый, мне простительно не знать, на ком ваш конунг подумывает жениться. Спрос не вина, как говорят у говорлинов. Зато если он позволит… Гельд сам не знал, что ему это даст, но принять кубок из рук гордой Эренгерды, да еще на виду у всех фьяллей… После этого она уже не сможет делать вид, что не замечает проезжего торговца.

– Эренгерда дочь Кольбейна! – негромко позвал Торбранд конунг.

Девушка встала – высокая, стройная, светловолосая – береза злата, как сказал бы иной скальд. Конунг сделал ей знак подойти, и она плавно, с ловкостью обходя сидящих и стоящих, приблизилась к священному ясеню. Торбранд двинул кистью, и служанка подала Эренгерде серебряный кубок заморской работы – со стенками, как бы составлеными из крупных земляничных листьев, но с ровными краями. В нем мягко пенился тепловатый мед, пахнущий малиной.

Торбранд конунг легким движением указал Эренгерде на кубок и на Гельда. Она часто подносила кубки гостям, которым Торбранд хотел оказать честь, но эта просьба ее удивила. Эренгерда недоумевающе глянула на конунга.

– Ты, я думаю, будешь не прочь подать кубок человеку, который так помог твоему брату, – сказал Торбранд. – Ведь вы приняли его в своем доме?

– Ах… – сказала Эренгерда, стараясь справиться с растерянностью. – Мой брат столько времени уделил тебе, конунг, что я не успела узнать…

Она все же смутилась: конунг вправе оказывать честь кому угодно, но подносить кубок торговцу, у которого собираешься разве что купить пару бронзовых булавок…

Конунг смотрел на нее спокойно, даже с проблеском добродушной насмешки, но это добродушие было как тоненькая пленочка подтаявшей воды на поверхности льда. Весь Аскефьорд отлично знал крепость его воли и неизменность решений. И особенно она, которой предстояло стать его женой и которая как никто другой много думала о нем.