Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

В тесном зале столовой было душно и людно. Преобладали мужчины разного калибра. Кое-где на столах виднелись бутылки с водкой. Слышны были громкие вскрики и потуги на пение. Одолевали мухи, обильно усеявшие потолок и когда-то белые отдёрнутые занавески на белых шнурках, почерневших посередине. На их счастье шумная компания, с грохотом отодвигая тяжёлые табуреты и опрокидывая пустые бутылки под столом, довольная, направилась к выходу. Володя и Витя присели к освободившемуся столу. Было очень грязно и на столе, и под столом. Подошла пожилая равнодушная женщина неопределённых лет в белой косынке и с выпирающим животом, прикрытым грязным фартуком, казалось, что и под фартуком так же грязно. В замедленном темпе унесла грязную посуду в распахнутую дверь кухни, откуда несло перегорелым жиром и подгорелой картошкой, доносились шипение и шкварчание с бульканьем. Потом вернулась, без предупреждения привычно сдёрнула тоже бывшую когда-то белой скатерть, стряхнула с неё остатки на пол, перевернула уж в который раз, наверное, другой стороной и вновь накрыла стол. Касаться скатерти руками не хотелось. Управившись с нехитрой подготовкой, официантка спросила:

- Чего вам? – Скороговоркой добавила: - Есть борщ, котлеты, картошка жареная, салат из капусты, компот, чай, блины.

Владимир не знал, что он сможет съесть в таких условиях, опасаясь, что еда будет под стать обстановке, хотя выбирать-то было не из чего.

- Дайте нам картошку, - решил, поколебавшись, - по две котлеты, по два стакана компота и блины. Они с чем?

- Блины как блины. С маслом, - сердито ответила официантка.

- Давайте.

- Водки дать?

- Нет, что вы! Я же с сыном.

- Как хочешь. Я ж тебе предлагаю, а не сыну. Будешь? – настаивала искусительница со смазанным животом.

- Нет-нет, не надо, - решительно отказался Владимир.

Она, недовольная, ушла на кухню и довольно быстро вернулась с заказом. Как ни странно, еда оказалась вкусной и чистой. Если бы не мухи, было бы совсем терпимо. Ели алюминиевыми ложками из алюминиевых мисок. Витя съел котлету, поковырялся в картошке и выпил оба стакана компота, оставив на дне нетронутыми чёрные сухофрукты. «И то хорошо!» - решил Владимир.

- Поел? Ещё хочешь? – спросил он у сына.

- Да. Нет, - коротко ответил тот в последовательности заданных вопросов.

- Тогда пойдём к поезду.

Владимир расплатился с официанткой, оставив ей сдачу на чай и не получив благодарности, и они вышли на свежий воздух. В привокзалье ожидающих стало ещё больше. Сгрудившись, они занимали всю околовокзальную часть площади, готовые при первом гудке ринуться на штурм вагонов. Сидели на чём можно: и на чемоданах, и на мешках, и прямо на земле, подстелив тряпки и мешки, а то и так. Сухая, пересушенная земля не приставала к одежде. Владимир с Виктором шли по краю сидящих по направлению ко входу в вокзал. Оставалось всего-то с сотню метров, а подходящей версии появления с малышом так и не находилось.

Занятый нерешённой проблемой Владимир и не заметил, как и откуда перед ними вдруг появилась девчушка, примерно однолетка с Витей, с белокурыми локонами чуть ниже плечиков и такими ясными и сияющими голубыми глазами под пушистыми ресницами, что показалось, будто ангел спустился к ним. Впечатление усиливала большая жёлтая груша с крохотными капельками холодной воды или божьей росы на глянцевитой кожуре. Девочка протягивала грушу Вите, а тот, насупившись, смотрел на оба чуда недоверчиво, не решаясь дотронуться до неожиданного дара. Владимир подивился неземной красоте девочки, одетой, как нарочно, в голубое платьице с крупными белыми горохами и в жёлтые туфельки с белыми носочками, и, уже ища, откуда она взялась, невольно произнёс вслух запоздало:

- Красавица!

Запоздало потому, что сказал это, когда глаза его ушли от девочки и встретились со встречным взглядом матери, сидящей невдалеке на краю большого чемодана и очень похожей на свою дочь и локонами, и глазами, и приветливостью, что излучали обе, даря людям радость своей внешностью. Молодая женщина, возможно чуть старше Владимира, услышав его восклицание, нечаянно направленное к ней, лукаво переспросила:

- Это вы обо мне?

Он смутился на миг, не поняв ещё, кто же красивее, мать или дочь, и как это все вокруг не замечают этого, занятые суетой.

- Нет… то есть, извините… Я, собственно, о дочери… Но и вы…

Он нащупал, наконец, выход:

- … похожи очень на дочь.

Она засмеялась, оценив его приятную сообразительность. Голос у неё оказался неожиданно глуховатым, грудным и мягким, о таком часто говорят «бархатистый».

- Спасибо, - поблагодарила и объяснила поступок дочери, а вернее свой: А мы видим с дочкой: идут двое чем-то сильно расстроенных мужчин, может быть, даже поссорившихся, вот и решили поправить маленькому настроение. День-то сегодня какой хороший, правда?

- Я бы этого не сказал, - признался Владимир. Для него день был одним из самых ужасных, и он ещё не кончился. Неужели конец дня будет другим? Должен же Бог сменить свой гнев на милость, он же ведь Бог.