Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

Потом они втроём пили жидкий чай с сухой земляникой и с сахарином и ели драники, которые оказались картофельными оладьями, сжаренными из сырого картофеля, сухими и не очень вкусными. Владимиру было не по себе за бедной трапезой: он ничем не мог её дополнить после того, как смершевец нагло покопался в его мешке. Когда заканчивали, переговариваясь о войне, разрухе, погоде, Зося и Ксения Аркадьевна – о родственниках и школе, пришла Марина с дочерью на руках, остановилась в дверях и поздоровалась:

- Добрый вечер, приятного аппетита.

- Присаживайтесь с нами, Марина, выпейте чаю, - предложила Ксения Аркадьевна.

- Нет, нет, спасибо. Жанна совсем спит, надо уложить.

- Хочу чаю, - сонным капризным голосом сказала девочка, с усилием, на мгновение, отняв голову от плеча матери, и тут же снова сникла.

- Тогда укладывайте и приходите.

- Спасибо.

Пока они недолго переговаривались, Владимир неотрывно смотрел на молодую женщину. Она была красива на восточный лад. В отличие от золотисто-рыжей Зоси, у неё всё было тёмным, даже чёрным, и очень ярким, контрастным: чёрные блестящие волосы густой волной до плеч, густые чёрные брови длинными дугами, длинные пушистые ресницы и очень тёмные, скорее чёрные, глаза в удлинённых тёмных глазницах, бархатистая смуглая кожа овального лица с лёгким бордовым румянцем и с мягкими плавными переходами между деталями и полные, слегка выпяченные, резко очерченные африканские губы. Необычное для Владимира, привыкшего к светлым, бледным немкам, тёмное лицо притягивало, а когда и она взглянула на него, он почувствовал мгновенный удар дуплетом – в сердце и в голову, густо покраснел и отвёл взгляд, тут же увидев глаза Зоси, смотревшие на него скорбно и потерянно. Владимир совсем смешался, будто его уличили в чём-то нехорошем, и уткнулся в недоеденный противный драник. Потом, когда Марина повернулась, чтобы уйти, не удержался, взглянул вслед, с удовольствием отметив, что фигура у неё соответствует лицу.

Минуту-две они посидели молча. Так бывает, когда прикоснёшься к чему-то необычному, прекрасному, чем тебя обделили и чего сторонишься из-за его неординарности. Потом Зося неожиданно засобиралась домой.

- Я думала, что ты останешься ночевать, - посетовала Ксения Аркадьевна. В этом же был уверен и Владимир.

- Не могу. Завтра утром мне надо быть на дальнем стане у доярок с политинформацией, - потупившись, тихо ответила племянница. Чувствовалось, что решила это она спонтанно, неожиданно для самой.

- Ты могла бы провести политинформацию днём, какая разница, они же все на месте.

- Так лучше, - коротко ответила упрямица.

Помолчав и что-то обдумав, тётя не стала настаивать.

- Что ж, лучше, так лучше, - согласилась она. – Только ты не права.

Зося взглянула на неё и быстро встала.

- Я пойду. Пока ещё светло. До свиданья.

- Я вас провожу, Зося, - предложил Владимир.

Девушка промолчала. Они вышли на улицу.

- Вам она понравилась?

Не ожидавший такого вопроса Владимир замешкался и тем самым невольно ответил.

- До свиданья, - сухо попрощалась Зося. – Дальше я пойду одна, идите в дом, устраивайтесь, - и пошла, не оглядываясь, прямая и решительная.

- 12 –

Расстроенный Владимир вернулся к Ксении Аркадьевне, не сомневаясь, что и та знает причину бегства Зоси. Хозяйка всё ещё сидела за столом, вероятно, ожидая постояльца, кивнула на стул, приглашая.

- Садитесь, Володя. Не разрешила провожать?

- Да, - глухо ответил Владимир.

- Всё правильно. Зося очень цельный человек. В свои 16 лет она уже имеет полный набор сознательно отобранных идеалов и принципов, она сама построила себя, оградив бронёй правил, и всё больше сковывается ею. В её характере мало специфически женского – притворства, поиска материальной выгоды и желания принадлежать, подчиняться. Женщины часто терпят всё: отсутствие любви, измену, грубость, неприкрытое презрение и издевательства, чтобы только сохранить своё гнездо, прирастая к нему, любя его, а не партнёра. Зося не такая. Она вся на виду, не терпит вранья и сама до жалости, до злости правдива. Правдива во вред себе. Но если она кому-нибудь поверит, то до конца, до донышка души, на всю жизнь. В этом тоже её трагедия. Трудно будет обоим: слишком велики её требования, но и платой является вся её жизнь, её «Я». Верна и жертвенна она будет беспредельно. В отсутствие женского лицемерия она производит впечатление холодного рационального человека. Это не так. При высокой требовательности к человеческим качествам она ранима больше, чем любая женщина, я это знаю даже лучше, чем её родители. Если кому удастся разрушить её броню, завоевать доверие и любовь, а это – обязательный союз, тот будет самым счастливым человеком на свете и на всю жизнь. Она никогда не предаст, в ней это женское качество отсутствует напрочь.

Ксения Аркадьевна подлила обоим остывшего чаю, помешала ложечкой всплывшие в чашке ягоды, аккуратно отхлебнула, сидя прямо и высоко поднимая чашку ко рту, и, наконец, сказала то, что хотела сказать с самого начала, и к чему преамбулой была характеристика племянницы.