Если кто-то из членов семьи совершил убийство или какое-либо другое серьезное преступление, например, сделал кого-то калекой или поступил неспра-
Издательство «Весь» — ДОБРЫЕ ВЕСТИ ведливо, то он и его жертва оказываются связанными друг с другом Чаще всего их связь сильнее, чем связь между ближайшими родственниками. Из-за этого пострадавший, который может и не быть членом семьи преступника, входит в его семейную систему. Жертва начинает подчиняться законам коллективной совести, которая заботится о том, чтобы у каждого было свое место, и чтобы никто не был забыт.
Расстановки показывают, что эта связь двусторонняя. Если кто-то из семьи совершил преступление, то пострадавший автоматически становится участником семейной системы преступника, и наоборот, если с кем-то поступили несправедливо, то преступник обретает место в семейной системе жертвы. Если человек воевал или был в концлагере, то те, кто были тогда с ним, становятся членами его семьи, особенно угнетатели, например, нацисты времен Второй мировой войны. В любых ситуациях, когда человеческая жизнь подвергается опасности, включая жестокость и несправедливость, формируется подобная связь.
Ориентируясь на личную совесть и собственную систему ценностей, члены семьи естественным образом стремятся принять чью-либо сторону, выразить свое мнение о том, кто прав, а кто виноват. Мы пытаемся делить людей на «хороших» и «плохих», стремимся найти виноватых, идентифицируемся с теми, кому сочувствуем, и исключаем из системы тех, кого обвиняем.
Однако на глубинном уровне сознания, на уровне коллективного бессознательного подобных разделений не существует. Как мы с вами уже знаем, коллективная совесть хочет лишь одного — чтобы у каждого члена семьи было свое место, и чтобы никто не был забыт. Она заботится о каждом члене семьи, не разделяя их на героев и деспотичных монстров. Перед законами коллективной совести равны все, будь то убийца или жертва: и тот, с кем обошлись несправедливо, и самый последний тиран. Каждый обладает равным правом принадлежать к системе.
Подходя к ситуации поверхностно и обвиняя кою-то из своих родственников за нарушение социальных или моральных норм, мы стремимся исключить этого человека из семьи. Мы его игнорируем, вычеркиваем из своей жизни, перестаем о нем вспоминать и тем самым вырываем целую страницу из семейной истории. Мы забываем этого человека, чтобы не испытывать связанной с ним боли.
Однако проблема состоит в том, что чем активнее мы пытаемся исключить кого-то из системы, например убийцу, тем жестче становятся требования коллективной совести. Она обязательно найдет какого-то потомка, который будет представлять изгнанного предка.
Так происходит всегда, и каждый раз мы наблюдаем это явление в расстановках: тот, чье существование не признано, не может обрести покой. Кто-то из последующих поколений будет проживать его жизнь, нравится нам это или нет.
Можете себе представить, как сложно бывает людям проглотить эту горькую пилюлю. Для еврейских семей, потерявших не одного родственника во время холокоста, тот факт, что нацистские группировки теперь являются членами их систем, и что евреи должны признавать нацистов и принимать их, может показаться настоящим оскорблением А люди из немецких семей, чьих предков подозревали в проведении зверских медицинских экспериментов на людях в концлагерях, могут полностью все отрицать и утверждать, что ничего подобного никогда не было.
Помните женщину, о которой мы говорили в главе 3? Она не могла признать своего убитого во время войны деда до тех пор, пока мы не добавили в рас становку представителя нацистов. Это означало, что женщина исполняла в семейной системе роль тех самых военных преступников и поэтому не принимала жертву, то есть своего деда. Ей пришлось взять на себя роль палачей потому, что они были исключены из системы, и память о них всячески подавлялась. Вот еще один пример.
Анне, шведка по происхождению, пришла к нам на семинар с проблемой жестокости со стороны отца. 3 расстановке она поставила себя и отца друг напротив друга, отразив существующий между ними конфликт.
Задав ей несколько вопросов о ее семейной истории, мы выяснили, что ее дед (отец отца) был убит. Добавив в расстановку деда (жертву) и убийцу (преступника), мы обнаружили, что отец Анне несет на себе энергию преступника, сама же Анне идентифицируется с дедом, то есть с жертвой.
Обе стороны представлены в семейной системе, то есть насилие, совершенное по отношению к деду, продолжает существовать в следующем поколении. Отец, идентифицируясь с преступником, жестоко обращается с дочерью, взявшей на себя роль жертвы. Так конфликт между жертвой и преступником проигрывается в отношениях дочери и отца, что является двойным смещением.