Корни небес

— Я хотел спросить, что это за странный мешок лежит на крыше здания?

Этот вопрос явно успокаивает доктора Ломбар.

— Ах, мешок. Эта идея пришла нам в голову, когда мы рассматривали старые фотографии. Наша станция питается энергией, производимой этим мешком. Он раздут от метана, который вырабатывает наша… фабрика. Горючее из биомассы или вроде того. Я совсем не инженер.

— Он не очень сильно надут.

Адель слегка прикусывает нижнюю губу:

— Нет. Действительно, он… не очень сильно надут. Но скоро снова наполнится. Очень скоро. Хотите еще мяса?

— Нет, спасибо. Я сыт. А вы не хотите?

— Я… Нет, спасибо. Я не очень хорошо себя чувствую.

— Если не хотите свой кусок, можете отдать его мне! — орет Бун со своего места в конце стола. — Вот увидите, я один восстановлю ваши запасы метана!

И он бесстыдно испускает ужасающий пердеж, громкий и нескончаемый. Потом разражается смехом. Зал, в котором мы ужинаем, эхом отражает каждый звук, но никто из присутствующих, кажется, не возмущен.

— В обмен на ваше мясо, доктор, я сообщу вам одну прекрасную новость.

— Молчи, Бун, — приказывает ему капитан. Но чокнутый солдат продолжает свое шоу.

— У капитана есть для вас кое-что, доктор. Кое-что огромное… О, но кое-что новое, а не то…

— Бун…

— Давайте, капитан. Покажите его ей. Дайте его ей…

И прежде, чем Дюран успевает остановить его, Бун подскакивает к нему, захватывает его рукой и, порывшись в кармане его оливковой куртки, достает оттуда синюю коробочку.

Он держит ее в высоко поднятой руке.

— Бун, засранец! Не!..

— Вот залог любви, который капитан хотел подарить вам, естественно, тайно. Но я решил, что будет честно, если все смогут увидеть этот великолепный дар, свидетельствующий о безграничной щедрости и благородстве его сердца.

Ломбар краснеет.

Ловкие пальцы Буна открывают коробочку. Находящийся в ней предмет блестит на свету, переливаясь золотыми отблесками. Солдат достает и поднимает его так, чтобы все могли его разглядеть.

Это золотое кольцо. Очень большое. Оно кажется тяжелым.

Его форма…

Рука капитана тяжелой пощечиной опускается на лицо Буна. Дюран на лету подхватывает коробку, выскользнувшую из пальцев солдата, и кладет кольцо обратно в карман.

— Отведите его в одиночку, — приказывает он двум местным охранникам.

Это единственные вооруженные люди в комнате, так как Дюран и остальные Гвардейцы были вынуждены сдать «шмайссеры» и остальное оружие, как только вошли на станцию.

Бун не оказывает даже символического сопротивления. Он позволяет вывести себя вон из комнаты. На пороге, прежде чем исчезнуть из виду, он подносит руку ко лбу в военном приветствии.

Дверь закрывается за его спиной.

— Извините за беспокойство, — произносит Дюран, садясь обратно как ни в чем не бывало.

Я не мог не заметить того, с какой готовностью охранники подчинились приказу капитана. Они даже не огляделись по сторонам в поисках одобрения кого-нибудь со станции. Они подчинились, и баста, без разговоров.

После того как Бун покидает сцену, ужин продолжается практически в полной тишине. Сотрапезник справа от меня, которого доктор Ломбар представила как диакона Фьори, — самый молчаливый из всех. Время от времени Адель или кто-нибудь другой обращается к нему с почтением, смиренным голосом. Полагаю, это местный начальник или, по меньшей мере, признанный авторитет. Как и остальные, он как будто не замечает еды в своей тарелке. Кусок мяса остается нетронутым, и очень жаль, потому что оно действительно прекрасное. Судя по направленным на розовые куски жадным взглядам, то же думают и Гвардейцы. Но тарелки уже уносят из комнаты два служителя, молчаливые настолько, что кажутся роботами.

— Сколько вас здесь? — спрашиваю я, чтобы поддержать беседу.

При этом вопросе Адель вздрагивает.

За нее отвечает Дюран:

— На станции Аврелия немного жителей. Те, кого вы видите, да еще пара охранников.

— Но этот комплекс, кажется, может вместить гораздо больше людей, — удивляюсь я, глядя на небольшую кучку человек в двадцать, сидящих за столом.

— Это сильно зависит… от того, кого считать, — бормочет Ломбар.

— Жизнь здесь вовсе не так проста, как кажется, — добавляет диакон Фьори.

— К тому же, — заключает Дюран, — это не поселение, а обычная перевалочно-контрольная станция. Она не рассчитана больше чем на тридцать человек.

— Здешняя жизнь уж точно не кажется мне хуже, чем в Новом Ватикане, — возражаю я.

Дюран пожимает плечами:

— Вы здесь недавно. Вы не в состоянии судить.

После ужина профессор Ломбар ведет меня на экскурсию по фабрике, как она ее называет. Место, где производится пища, которую мы ели. Никто больше к нам не присоединяется.

Это комплекс подземных помещений с большими панелями на потолках, дающими практически идентичное солнечному освещение.

— Мы стараемся поддерживать смену дня и ночи, прежде всего из-за растений, — объясняет Адель. — По счастью, у нас есть постоянный источник воды…

— У нас тоже. Я имею в виду, в новом Ватикане.

— Я знаю. Вы ведь тоже выращиваете грибы, да?

— Точно. Но не такие красивые, как ваши.

— Спасибо.

— А это спаржа?

— Да.

— Невероятно. Я целую жизнь не видел спаржу…