Корни ненависти

– Всего двенадцать миллилитров. Не представляет угрозы для жизни, если вы об этом. Она не истекла кровью – по крайней мере, в квартире. Криминалисты также осмотрели лестницу и вестибюль, крови больше не обнаружили. Деньги и одежда на месте. Родители не верят, что девочки сбежали. Они хорошо учились, не имели проблем с наркотиками, в социальных сетях старшей дочери ничего подозрительного. Версия о похищении с целью выкупа кажется все менее состоятельной: с родителями никто не связывался. Мы с инспектором Руис де Гауна в постоянном контакте с ними; вряд ли они лгут. На всякий случай мы установили наблюдение, а офицер Милан Мартинес отслеживает их банковские счета. Никаких подозрительных переводов, указывающих на то, что они за нашей спиной собирают деньги или просят помощи у знакомых. След крови заставляет опасаться худшего. Нападавший мог ударить Ойану по голове, чтобы оглушить ее и припугнуть Стефанию. Или же сестры поспорили. Короче говоря, неясно, что произошло. Реконструировать события сложно. Мы не уверены, что это похищение с целью выкупа или побег: им некуда было идти и неоткуда взять деньги.

Меня крайне беспокоило, в каком направлении вели наши гипотезы.

– И что вы думаете, инспектор Лопес де Айяла? – Комиссар уселся на стол для совещаний и постучал по фотографии девочек, которая теперь проецировалась на его кожу. Выглядело жутковато.

– Что место преступления говорит само за себя.

Прозвучало не очень, знаю. Иногда я словно сам с собой разговариваю.

– Что вы имеете в виду?

Во взгляде Альбы, брошенном на меня, читалось: «Пожалуйста, давай без шуток».

– Сцена постановочная, – уточнил я.

– Не могли бы вы пояснить?

– Это типичная загадка запертой комнаты. Двери закрыты изнутри, жертвы растворились в воздухе, тел нет… С другой стороны, кровь младшей сестры предполагает борьбу, принуждение либо насилие и ведет нас к старшей сестре, как бы указывая на то, что она причинила вред младшей или случайно убила ее. Мы осмотрели мебель, стены и пол: следов ДНК девочки больше нигде нет. Орудие преступления мы также не нашли. Скорее всего, им стал случайный предмет, достаточно тяжелый, чтобы поранить до крови. Вот почему я говорю, что сцена поставлена для того, чтобы сбить нас с толку и повести в двух совершенно разных направлениях.

– И что вы предлагаете?

– Единственное, что в наших силах: продолжать их искать, живых или мертвых. Давайте не будем строить гипотезы о том, что произошло, пока девочки – или их тела – не найдутся. Сцена исчезновения создана для того, чтобы отвлечь нас от главного, а именно – от поисков. Но мы не сдадимся. Мы продолжим операцию «Холодное сердце».

В этот момент нас прервал робкий стук в дверь.

– Милан, стучаться необязательно, – в сотый раз повторила Альба. – Ты часть команды.

Агент Милан Мартинес работала с нами уже три года, но оставалась все такой же неуклюжей великаншей, лепившей на столы яркие стикеры. Она очень сблизилась с Эсти и Альбой, и по выходным все трое отправлялись в горы, чтобы ненадолго забыть о службе. Помощник инспектора Ману Пенья почитал Милан как богиню любви, секса и всего прочего. Однако она решила двигаться дальше, и теперь мне приходилось утешать разбитое сердце скрипача за выпивкой в одном из баров в центре города.

Проскользнув через полуоткрытую дверь в затемненную комнату, Милан достала из кармана оранжевый стикер.

– У меня сообщение, – сказала она, в темноте приглядываясь к написанному. – Кантаридин. Доктору Геваре только что позвонили из токсикологической лаборатории и подтвердили, что в теле жертвы обнаружены два грамма Lytta vesicatoria.

– А человеческим языком? – спросил комиссар.

– Жук-нарывник, он же шпанская мушка, или кантарида.

6. Старая кузница Дьяго Вела

Зима, 1192 год от Рождества Христова

Я пришел в сознание от ударов клювом по голове.

– Перестань, ради всего святого! Хватит! – крикнул я.

– Вы живы! – раздался голос Аликс де Сальседо.

– Можете снять с меня эту бестию? – взмолился я, расталкивая груду бревен.

Вокруг царило смятение: люди вытаскивали соседей из-под завалов, слышались стоны.

– Как вы меня нашли?

– Вас нашел Мунио, моя сова. Он запомнил вас после вчерашнего, – с тревогой в голосе ответила Аликс. – Вижу, вы такой же синий, как и всегда, значит, с вами всё в порядке.

– Синий? Как мертвец? – озадаченно спросил я.

– Нет, не в этом дело, – поспешно объяснила она. – Просто… мои чувства перемешиваются: цвета обретают запах, а звуки – вкус. Для меня у каждого человека свой цвет. Я всегда была такой[19]. Только никому не говорите – еще подумают, что я сумасшедшая.

– Значит, мой цвет – синий? – с улыбкой уточнил я, ощупывая огромную шишку на голове.

– Словно у вас в глазах капелька моря. Она довлеет над вами, но в то же время является вашей неотъемлемой частью. Так странно, ведь вы родом из города, окруженного сушей…

– А как насчет остальных? Или я – единственная ходячая радуга?

– Гуннар белый. Ваш кузен Гектор, сеньор Дикастильо, землистого цвета. Граф Нагорно красный. Мне продолжать?