Корни огня

— Человек, принесший от вас этот дар, ночью убил троих стражников и совершил деяния, заставляющие обвинить его в злокозненном чародействе. Бойтесь данайцев, дары приносящих. Возможно, лишь храбрость моих людей предотвратила злодеяние еще худшее. Вы утверждаете, монсеньор, что вор и душегуб, прокравшийся во дворец, не ваш человек?

— Я не знаю его! — скороговоркой выпалил легат. — И он конечно же не входит в число моих приближенных и слуг.

— Это всего лишь словесная игра, — поморщился Дагоберт. — Этот человек был опознан как один из тех, кто сопровождал вашу свиту. Если вы прибыли в Париж, чтобы добиться совместных действий против общего врага, я вправе рассчитывать, что мне не нанесут удара в спину. И, согласитесь, бессмысленно говорить о победе над далеким врагом, покуда не побеждены враги ближние.

Кардинал Бассотури глядел на юное лицо монарха. Ему отчего-то вовсе не мягко сиделось в удобном курульном кресле, словно пух, которым была набита подушка, лежавшая под его седалищем, обратился в острые колючки.

— Я… Я готов поклясться на Библии, что не причастен к этому коварному злодеянию, и, уж конечно, святейший Папа Стефан Второй…

— Что вы намерены делать? — вновь перебил его юный монарх.

Легат глубоко вздохнул, силясь восстановить недавнее величавое спокойствие.

— Я лично допрошу секретаря, — промямлил фра Гвидо, теряясь в догадках, что еще ему надлежит предпринять. Он чувствовал, как возложенная на него высокая миссия рушится в бездну, вероятно хороня последние надежды Рима на помощь огромного, свирепого в бою франкского войска. Если помощь отсюда не придет, отбивать врага попросту будет некому. Он представил свое возвращение не солоно хлебавши в резиденцию его святейшества, представил, как оправдывается, признаваясь в причинах своего фиаско. Не то что волосы, даже корни волос на выбритой тонзуре зашевелились от недоброго предчувствия.

— Я сделаю все, что вы посчитаете нужным, дабы доказать непричастность мою и Рима к сегодняшнему ужасному преступлению.

— Хорошо, — кивнул Дагоберт. — Я передам вам свое решение. О чем вы собирались говорить со мной?

У кардинала отлегло от сердца.

— Ужасный враг движется с востока! — патетически воскликнул он. — И воинственные готы, и беспощадные гунны пред ним — все равно что шаловливые отроки.

Он замялся, глядя исподтишка, не задел ли последними словами юного монарха. Но тот и не думал принимать замечание на свой счет.

— Они идут, сея вокруг смерть, как иные — рожь и пшеницу. Сама бездна Тартара исторгла их на погибель христианского мира…

— Все это — лишь слова, — неприязненно скривился Дагоберт, рассматривая мозаичное панно за спиной прелата. — Вы хотите, чтобы я поднял свое знамя против абаров. Так ведь?

— Так, — подтвердил кардинал.

— Потому что моя армия велика и бароны воинственны, или же тому есть и иные причины?

Фра Гвидо замялся. Конечно, еще в Риме он был полностью оповещен насчет происхождения королевского рода франков. И не просто оповещен, но и снабжен весьма широкими полномочиями на тот случай, если сопливый мальчишка окажется непригоден для трона. Но, как это обычно бывает, предположения имеют мало общего с реальностью.

— Я не уполномочен обсуждать это. Я лишь исполняю волю… Мне бы хотелось, чтобы вы сами выслушали одного из немногих, кому удалось спастись от мечей абаров.

— Хорошо, — кивнул Дагоберт.

Кардинал развел ладони, чтобы хлопком вызвать очевидца кровавой бойни.

— Но прежде, — не сводя с легата давящего взгляда, продолжил Дагоберт, — я хочу получить гарантию, которая обезопасит меня и весь мой род от будущих посягательств разной злоязыкой мрази.

— Какую же? — воспрял фра Гвидо.

— Мой отец должен быть причислен к лику святых.

ГЛАВА 6

Даже на Страшном суде я заявлю отвод судье, обвинив его в соучастии.

Адвокат Пьер Патлен

Кони шли неспешной рысью. Брунгильда не была хорошей наездницей — можно ли освоить искусство верховой езды, лежа в тесном склепе в пещере хаммари? Однако происхождение обязывало, и сестра майордома с упорством, свойственным ее роду, училась держаться в седле.

Девушка с некоторым удивлением приняла неожиданное приглашение сэра Жанта на конную прогулку. Если откровенно — она испытывала к герцогу какой-то особый, смущающий ее интерес. Это пугало ее. Могучий нурсиец был женихом лучшей подруги, такой прелестной, такой грациозной и в то же время мудрой, словно царь Соломон. Грехом было заглядываться на этого красавца. И хотя она слабо понимала, что такое грех, — духовник тщетно пытался растолковать ей смысл библейских сказаний, — она откуда-то знала, что это нехорошо. Но не нашла в себе сил отказать, когда сэр Жант запросто пришел к ней и пригласил на конную прогулку.