Корни сталинского большевизма

Реакция русских промышленников на подобные экономические вылазки была бурно негативной. В этой среде быстро почувствовали, что намечаемые новой властью хозяйственные подвижки абсолютно не рассчитаны на них. Участники созданного недавно в Париже Торгово-промышленного совещания, объединявшего русскую буржуазию, выступили против отдачи России на разграбление иностранцам: им «наша родина нужна только как объект эксплуатации»; нельзя, чтобы чужие люди без нас «заботились» о нашей родине. Они резко осудили заигрывание отдельных лиц с советами[542]. «Захватчики власти в России выносят распятую ими нашу родину на международное торжище. С беспринципным цинизмом продают они чужую им, обескровленную Россию, лишь бы выгадать еще час жизни, еще час власти»[543]. Торгово-промышленное совещание постоянно выступало с резолюциями о недопустимости совместной работы с советской властью, т. к. это приведет лишь к углублению экономического кризиса на Западе и искусственно поддержит диктатуру[544]. Известный П. П. Рябушинский заверял, что иностранцы хотят превратить страну в подобие Ост-Индийской компании. Бывший царский премьер В. Н. Коковцов предрекал: они к нам не прислушаются, зато нас должна услышать Россия[545].

Разумеется, мнение российской эмиграции партийно-советское руководство в расчет не принимало. После отхода Ленина от дел и затем после его смерти соратники вождя по Политбюро ЦК постепенно образовали троцкистско-зиновьевскую оппозицию, проявив себя приверженцами иностранного капитала. Они даже не пожелали делить это поле деятельности с наркомом внешней торговли Л. Б. Красиным, которого как специалиста в данной области высоко ценил Ленин[546]. Любимца вождя умело оттерли на вторые роли: в ходе реорганизации Наркомата внешней торговли и Наркомата внутренней торговли создали единое ведомство во главе с А. А. Цюрупой, а Красина отправили к нему заместителем, определив местом пребывания Лондон[547].

Привлечение западной буржуазии в страну советов страстно пропагандировал Троцкий. Он предлагал и теоретическое обоснование этой идеи. Русский капитализм не развился до того серьезного уровня, как его характеризует передовая индустрия, созданная преимущественно иностранцами, и отсталое полупатриархальное ремесло. Экономическая инфраструктура, доставшаяся в наследство от царизма, актуализирует взаимодействие, прежде всего с иностранными предпринимательскими кругами[548]. А русская буржуазия не в состоянии быть полноценным субъектом модернизации. В концессиях Троцкий видел несомненную экономическую выгоду: «мы слишком молоды для использования наших богатств в государственном масштабе». К тому же они – серьезная гарантия нашей безопасности: «давая концессию на Камчатке американскому капиталу, мы защищаемся от военного вторжения»[549]. В апреле 1924 года выступавший в Бакинском совете Троцкий заявил, что техническо-экономический прыжок невозможно осуществить без помощи иностранного капитала; надо лишь сократить его присутствие по сравнению с довоенным уровнем[550]. Будучи в оппозиции, Троцкий продолжал настаивать на расширении иностранных концессий, даже предлагал допустить для работы в СССР зарубежные банки[551]. Тех же мыслей придерживался и Зиновьев. Вот отрывок из одного его выступления:

«Ошибается трижды тот…, который думает, что мы от серьезных сделок с иностранным капиталом отвернемся только потому, что мы – коммунисты. Мы не отказываемся торговать, давать концессии, мы не отказываемся от известных обязательств. Но мы требуем, чтобы они с нами разговаривали не как с колонией или полуколонией»[552].

На XIII съезде РКП(б) Зиновьев сказал, что концессионные договоры подтягивают работу наших хозяйственных органов. Он призвал лучше работать и привел в пример успешные концессии, выданные зарубежным фирмам.[553] К. Б. Радек тоже излучал энтузиазм по поводу иностранного капитала. Находясь в Берлине, он назвал курс советского руководства логичным продолжением политики царских министров финансов И. А. Вышнеградского и С. Ю. Витте.[554]