Корни зла

Но все же, когда Майкл снова прикоснулся к руке Фран, ее охватило парящее наслаждение. Оказалось, что Фран повернулась от раковины к нему лицом. Он стоял так близко к ней, что она могла видеть крохотные точечки света в его глазах. Она как раз пыталась решить, сделать ли ей легкий нежный приглашающий жест (хотя она вроде забыла, как делаются подобные вещи, и она никогда не была особо опытной в этом) или отступить назад, закончить мытье посуды и сделать вид, что ничего не произошло.

Еще до того, как принять решение, она поняла, что он обнимает ее, хотя она не помнила, как очутилась в его объятиях и кто из них сделал первое движение. Его поцелуй, когда он поцеловал ее, сначала был нежным и осторожным, а потом стал уже совсем не нежным. Когда он наконец отпустил ее, его глаза светились.

Фран задыхаясь сказала:

— Когда ты рушишь барьеры, ты делаешь это очень эффектно.

— Я не собирался возводить барьеры. Просто иногда это случается. Но я хотел сделать вот это с того самого момента, как открыл дверь дома Деборы Фэйн и увидел тебя на пороге, — сказал он. — Ты выглядела как непослушный мальчишка: взъерошенные волосы и вызов в глазах.

— Я думала, ты выглядишь как невероятно изысканный волк, — невольно произнесла Фран. — Человек, который может мародерствовать на могилах ученых.

— Сборник елизаветинских сонетов в одной руке и ключ от спальни в другой?

— Что-то вроде того. На самом деле я чуть не вскочила назад в машину и не умчалась подобно адской летучей мыши.

— Я рад, что ты этого не сделала. Мы можем поужинать завтра? Я оставлю за собой ключ от спальни, хотя ничего не могу обещать по поводу сонетов. У тебя такое лицо, которое может вдохновить кого угодно быть весьма поэтичным.

— Я не буду возражать, если ты подекламируешь шуточные стишки, — сказала Фран. — И я бы с удовольствием поужинала с тобой завтра... о черт, нет, я не могу. У меня действительно завтра родительское собрание. — На случай, если он подумал, что это отговорка, она сказала:

— Но я могу во вторник или в среду.

— Вторник? Восемь часов? И на этот раз мы попробуем попасть в итальянский ресторан, да?

Немедленной реакцией Франчески была мысль, что итальянский ресторан находится совсем недалеко от этого дома, и что он проводит ее до дома, и что она почти наверняка пригласит его зайти и выпить заключительную чашечку кофе... Но не забегай так далеко. Не давай фантазии слишком разыграться.

Но ведь не было ничего плохого в том, что она подумала подать кофе в маленькой гостиной Трикси во вторник; мебель была слегка потрепанной, но там был камин, и она могла сложить дрова, чтобы их можно было разжечь, как только она придет домой из школы. Она может использовать некоторые из тех яблоневых поленьев, которые сосед одолжил Трикси в прошлом месяце. Майкл любит музыку, а у нее наверху есть собственная коллекция дисков. Моцарт, и огонь с запахом яблок, и какой-нибудь действительно хороший фильтрованный кофе. Может быть, с бренди. Она поставит бокалы на маленький низкий столик, и огонь будет играть в них. Я думаю как романтичный подросток. Мне все равно.

Но она не станет слишком по-глупому мечтательной. Сейчас было достаточно улыбнуться Майклу и сказать:

— Во вторник в восемь часов. Буду ждать с нетерпением.

Глава 33

С той самой секунды, как он узнал его во время просмотра фильма, Эдмунд пытался сдерживать свою жгучую зависть к Майклу Соллису. Если ты позволишь эмоции, почти любой эмоции, завладеть собой, то перестанешь думать и взвешивать, потеряешь определенную беспристрастность.

Но ненавидящая злая зависть грозилась овладеть им, заслонив собой все другие размышления и затрудняя процесс фокусировки на чем-либо еще.

Сын Альрауне. Вот кто такой Соллис — Эдмунд знал это достаточно точно. После тех нескольких ставящих в тупик мгновений он посмотрел на Соллиса, отведя взгляд от экрана, и неожиданно увидел чрезвычайное сходство с молодой Лукрецией фон Вольф. Прямой потомок? Это возможно? Но Майкл был настолько похож на Лукрецию, что мог быть только прямым потомком. Так кто же он? Чьим сыном он может быть?

Было абсолютно невозможно, чтобы Майкл был тайным сыном Деборы или Марианны. Эти двое вели открытый, обычный образ жизни, они обе были дочерьми Лукреции, но вряд ли у кого-то из них мог быть незаконнорожденный сын. Дебора вообще-то, скорее всего, была бы рада открыть такой секрет. Эдмунд склонялся к тому, чтобы не рассматривать всерьез варианты Деборы и Марианны.

Поэтому оставался третий ребенок Лукреции. Альрауне. И Альрауне — это не легенда, как говорили многие люди, это реальный человек, который родился в декабре 1940 года, и свидетельство о рождении в доме Деборы было тому доказательством. И тут далеко до таинственной смерти или исчезновения без объяснений: похоже, что Альрауне вырос, у него была более-менее обычная жизнь, возможно, брак и сын.