Первой побежала 19-я резервная дивизия. Она почти целиком состояла из новобранцев, которые ни разу не видели русской штыковой атаки, и это зрелище вселило в них первобытный ужас. Следом за ней побежали и остальные, но бежать им было некуда. Кто-то пытался завладеть лодкой и переправиться обратно, некоторые даже бросались в воду сами, намереваясь доплыть до левого берега и оказаться в безопасности.
Две другие дивизии, 2-я гвардейская и 14-я баварская, держались чуть дольше, но тоже дрогнули и побежали. Лихая и дерзкая контратака выбила германцев с занятого плацдарма. Но развить наступление и переправиться самим на другой берег у 12-й армии не вышло. Сибиряки, стоявшие в пригороде Риги на левом берегу, попытались тоже перейти в атаку, но наткнулись на ожесточённое сопротивление немцев и быстро откатились назад. А силами одного только корпуса форсировать реку генерал Флуг поостерёгся, иначе он рисковал оказаться в той же ситуации, что и германцы.
И всё же Верховный Главнокомандующий втайне ликовал, хотя никто вокруг не замечал ничего необычного в происходящем. Да, многие радовались успешной контратаке, но, в основном, генералы и офицеры считали успех совершенно заслуженным, а некоторые даже негодовали, что развить успех не получилось, и эта внезапная контратака не стала началом чего-то большего.
О том, что история ещё больше сошла со своих рельс, выруливая прочь от пропасти, знал только генерал Корнилов.
Глава 40
Рига
Несмотря ни на что, успешная контратака закончилась победой, и все позволили себе расслабиться и вздохнуть спокойно. Первая победа за долгое время, во всяком случае, на Северном фронте.
Генерал Корнилов даже разрешил себе выпить бокал шампанского в компании генералов и офицеров штаба. Ощущение у него было такое, будто какая-то струна, державшая его в напряжении, наконец лопнула. Одна из гор наконец свалилась у него с плеч. Осталось ещё несколько, ничуть не меньше размером.
В первую очередь, подвинуть Керенского. Угроза на фронте, похоже, миновала, так что министр-председатель наверняка примется интриговать, чтобы получить повод снять Верховного с должности. Поводов найдётся немало, предыдущих Главнокомандующих он снимал и за меньшее.
Большевиков, хоть они и скорбели пока по своим вождям, Корнилов всё равно считал одной из главных опасностей. Точно как и бывших черносотенцев, которые понемногу снова поднимали головы. Радикалы всегда будут недовольны, а в нынешнее время поводов для недовольства хватало и так, и для левых, и для правых.
Но основная масса народа радикально настроена не была, и на это как раз и рассчитывал Корнилов. Опереться на большинство, может быть, в чём-то пассивное и инертное, тихое. Он прекрасно знал, что Октябрьский переворот не был волеизъявлением большинства, это был захват власти небольшой группой радикалов, а не душевным порывом масс, как это представляли в поздней пропаганде. Если бы вся страна единодушно последовала за Лениным, никакой Гражданской войны бы и не случилось, а страна не развалилась на десятки территорий, контролируемых кем-угодно, но не большевиками. И восстания у них в тылу не вспыхивали бы, вроде Тамбовского или Кронштадтского.
Если удастся обойтись без восстаний, это и будет победой. Но на такую удачу Корнилов не рассчитывал. Кого-то в любом случае придётся усмирять силовыми методами, и раз уж насилие порождает насилие, есть шанс запустить в тылу цепную реакцию, которая выльется в полномасштабный конфликт.
Лучше действовать дипломатией, хоть это и сложнее. Война — тоже часть дипломатии, конечно, но доходить до крайних мер лучше не надо. Если вообще можно обойтись без кровопролития.
— Ваше Высокопревосходительство, к вам полковник Манштейн, — доложил адъютант.
Корнилов работал у себя в кабинете, расписывая очередную инструкцию для Василия Завойко. Теперь всё внимание Верховного оказалось приковано к Петрограду и тамошним политическим делам.
— Пусть заходит, — кивнул Верховный.
Молодой начальник КГБ вошёл в комнату бывшего купеческого дома, в которой расположился штаб, исполнил воинское приветствие и доложился по форме.
— Как ваши успехи, Владимир Владимирович? — не отрываясь от работы, спросил Корнилов.
— Работаем, Лавр Георгиевич, — кивнул Манштейн.
Вид он имел бледный и усталый, широкие круги под глазами свидетельствовали о хроническом недосыпе. Главное, не загнать его раньше времени. Он даже от ранения толком не успел оправиться.
— И об отдыхе не забывайте, господин полковник, — сказал Корнилов.
— Так точно, Ваше Высокопревосходительство, — кивнул Манштейн.
— Собирайте чемоданы, Владимир Владимирович, вы отправляетесь в Петроград, — ровным тоном произнёс генерал. — К Борису Савинкову, управляющему военным министерством.
Если в Петрограде вообще можно было с кем-то сотрудничать, то только с ним, Керенский стараниями чьей-то ловкой пропаганды стремительно терял популярность, а собственными усилиями министр-председатель терял адекватное восприятие реальности.
— Что нужно будет сделать? — спросил Манштейн.