Корниловец

На Историческом бульваре эскадроны Авинова вышли во фланг кавказцам генерала Маркова. Потрёпанному авангарду — марковцам, корниловцам и текинцам — Сергей Леонидович приказал отойти, передохнуть — и с утра наступать на Симферополь.

— Да мы только начали! — закричали разгорячённые корниловцы.

— Размялись только! — поддержал их 1-й Офицерский.

— Шуть-шуть порезали большевик… — согласно кивали текинцы.

Недовольство бойцов, желавших сражаться до победного конца, генерал отмёл.

— Вы уже победили! — сказал он. — Севастополь — наш!

Дорога на Симферополь была коротка, но череда стычек удлинила путь. Немцам предлагали сдаваться, и те организованно складывали оружие. Украинцев сначала лупили, а потом уже брали в плен. С татарами договаривались. Большевиков уничтожали.

До Симферополя добирались на подводах, верхом, на линейках и грузовиках, даже в автобусах. И вот приблизились унылые серые холмы, потянулись мимо окраины города — бедные хаты-мазанки да огородики.

Авинов с текинцами выехал на улицу Госпитальную, застроенную приземистыми одноэтажными домами, сложенными из ракушечника, оштукатуренными фасадами выходившими на тротуары, под перистую сень акаций.

Ближе к центру, на Екатерининской, дома поднялись до двух-трёх этажей, появились магазины с битыми или заколоченными витринами, иногда украшенными полосатыми, с фестонами, маркизами.

Показалась белёная Александровская гимназия. Авинов буквально на минутку отъехал затянуть подпругу на своём чалом, как вдруг из гимназической церкви выскочили трое парней, затянутых в кожанки, и открыли огонь, стреляя по Кириллу из «маузеров».

Одна пуля прошила ему бок, другая ногу, третья пробила плечо… Куда попали четвёртая и пятая, Авинов уже не почувствовал.

Очнулся он в госпитале. На соседней койке лежал страшно худой офицер-запорожец. На нём был мундир защитного цвета английского образца, старшинские знаки различия находились на воротнике, а должность обозначалась узлами из золотого позумента на левом рукаве. Украинец молча смотрел на Авинова, смотрел с возрастающим удивлением, словно поражаясь, что сосед его до сей поры жив.

— А вы куда цепче, чем я думал, — проговорил он. В его русском не чувствовалось ни малейшего акцента. — Выкарабкались-таки. Поздравляю.

— Спасибо, — хрипло ответил Кирилл. — Какой сегодня день?

— Шестнадцатое мая с утра.

Авинов вяло удивился. Надо же, две недели провалялся, и хоть бы один отблеск остался в памяти…

— Вы русский? — спросил он.

— Я одессит, — ответил запорожец.

— Так какого… этого самого… вы носите реквизит для несмешной оперетты?

Визави Кирилла не обиделся.

— Я офицер, — сказал он. — Нужно было на что-то жить, вот и пошёл к гетману.

— А к Корнилову не пробовали идти?

— Не пробовал. Наверное, вы правы, надо было не Днепр выбирать, а Дон…

— Я прав.

Авинов попробовал сесть. С третьей попытки это у него получилось. Палата, правда, шаталась и плыла перед глазами, и слабость страшная туманила сознание, но разве это главное? Главное, что он жив и почти здоров…

В это самое время отворились двери, и вошла сестра — Кирилл узнал Диану Дюбуа, а за нею ввалились Саид и Абдулла, блестя счастливыми улыбками.

— Сердар! — вострубил Батыр, и Диана тут же сердито ткнула кулачком в его необъятное тулово. — Молчу, молчу…

— Сердар! — куда тише проговорил Абдулла. — Мы все здеся, татар гоняем! Если что, зови!

— Обязательно, — улыбнулся Кирилл и упал на постель.

К двадцатому мая Авинов уже стал понемногу ходить, прогуливался по садику вокруг лазарета, навещал знакомых в соседних палатах, читал им, забинтованным с ног до головы, «Русский Курьер» с сообщениями ОСВАГ и местными новостями.

Однажды он забрёл в дальнюю палату, мужским населением госпиталя прозванную «девичьей».

Желая развеселить страдалиц, Кирилл наломал веток цветущего каштана и принёс в «девичью». Страдалицы тихо пищали от восторга, всё просили понюхать и закатывали глазки — синие, зелёные, карие…

Ближе к окну стояла койка, занятая худенькой девушкой. Худобу её подчёркивала налысо обритая голова после перенесённого тифа. Девушка пристально следила за Авиновым и молчала.

Чувствуя непонятное волнение, Кирилл пригляделся получше.

— Даша?!

Он испытал настоящее потрясение, встретив Полынову в этом месте, в душе у него поднялась буря эмоций, среди которых пробивалась и ревнивая злость: что жене комиссара делать здесь, среди заклятых врагов Совдепии?

— Здравствуй, — прошептала Даша.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Авинов неприятным голосом.

— Лечусь…

Кирилл сжал губы, будто подражая Колчаку.

— Я ушла от Антонова, — негромко проговорила девушка. — Он больше не хочет, чтобы тебя взяли живьём. Владимир послал убийц из ЧеКа…

— Спасибо за предупреждение, — криво усмехнулся Авинов, — но оно немного запоздало.

— Я долго искала тебя…

— Зачем? — Голос Авинова прозвучал отчуждённо, и Дашины глаза наполнились слезами.