Коробка с маленькими сокровищами

В "Повести о жизни" Паустовский описывает случай с солдатом, который, будучи лакеем на пароходе, влюбился в барышню, проживавшую в Симбирске. Он так сильно её полюбил, что высадился вслед за ней и упоминает улицу, на которой она жила. Улица Садовая. Умирая, тот солдат вспоминал эту девушку и улицу, которую было видно с реки. Бывшая Садовая, а нынче улица Кирова.

Мой город прекрасен в любое время года. Осенью он дышит последним теплом. Деревья устилают улицы жёлтым ковром. Можно шагать, разгребать их ногами. И, кажется, что идёшь по щиколотку в шуршащем золоте. Зимой город сверкает от мороза и солнца. Под ногой хрупкий лёд трещит и прогибается. Улицы горят разноцветными огнями гирлянд и рекламы. Весной липкие, крошечные почки на ветках доверчиво греются на солнышке, первая трава пахнет новой жизнью. Каштаны пестуют свои белоснежные фонари. У каштана невероятно красивые цветы. Если приглядеться, то можно увидеть сотни крошечных орхидей.

Весной город оживает, ликует, цветёт, поёт, зеленеет и благоухает. Летом город уходит к реке и лесу, раскаляется и разоблачается. Оголяется до неприличия.

Город всегда работает. Ночью такси развозит разный люд. Рестораны шумят. Заводы не спят. Здешний народ встаёт очень рано. В четыре утра маршрутки переполнены. Повара,пекари, уборщицы, рабочие и озеленители едут на работу. Обречённо и привычно топают на свои места. Несмотря на это, я люблю раннее утро. Это Божье время! Молитва доходит сразу и прямо до Бога. Дышится легко. На всём лежит печать покоя. Машин почти нет. Солнце властно встаёт над городом. В синей дымке становятся прозрачными дома и деревья, и шоссе. Сердце каждый раз замирает и ликует. Я никак не могу привыкнуть к этой потрясающей красоте раннего утра в моём городе. Он будто умыт и готов нас всех принять в свои объятья. Он, как Бог, любит нас всех такими, какие мы есть. Любит безусловной любовью старого, мудрого города. Он принимает нас любых: убогих, злых, пьяных, матерящихся, бросающих мусор мимо урны, плюющих на тротуар, курящих и роняющих окурки, дерущихся, отчаявшихся, больных. Он смотрит нежно на нас окнами домов, стёклами витрин. Иногда он любуется нами. Когда мы влюблены и ждём своего человека, сидя на скамейке в сквере. Когда мы смеёмся или танцуем от счастья, от полноты жизни, от удачи. Когда мы горды собой или своим ребёнком. Когда мы поём о любви и печали. Когда мы живём. Мы живём в тебе, мой любимый город!

29.05.17

Читая Сэлинджера

В мой день рождения дочка озадачила :" Что подарить?" Я попросила сборник Сэлинджера "Девять рассказов". Как – то искала его повсюду, но не нашла. Дальше выслеживать (например в интернете) было лень. И очень обрадовалась, когда моя удачливая доча купила книгу в первом попавшемся книжном магазине.

И вот уже любовно глажу обложку, перелистываю, предвкушаю…

У меня с книгами всё сложно, как с мужчинами. Сначала замираю от ощущения новизны, от шанса прикоснуться к прекрасному, манящему, сулящему сотню " качественных оргазмов", как выразилась Токарева. Потом долго не решаюсь приступить.

И в какой – то момент, тихим вечерочком, ныряю в омут с головой, дабы расслабиться и получить удовольствие.

С Сэлинджером не прокатило. Читала с великим трудом. Собрав всю волю в кулак, буквально штурмовала, как гору, как ледник, как неприступную крепость.

Обычно запоем, проглатываю книгу за вечер целиком. А потом долго, "облизываюсь", смакую послевкусие, созреваю. А тут пробуксовка. Паузы, привалы и перерывы.

Прочитывала три страницы и откладывала . С досадой вскакивала, пила чай, сыпала корм попугаю, смотрела в окно, отсылала голосовые подруге.

В замешательстве раздумываю, почему не цепляет? Почему он кажется мне чужим и даже вызывает раздражение? Тот самый Сэлинджер, от рассказов которого бросало в дрожь. Где же моё юношеское, восторженное с придыханием : "Ах, Селинджер!! Ах " Над пропастью во ржи"!?

В юности он казался нам богом откровенности , гуру душевных исканий и потерь всей мировой молодёжи.

Нам было по шестнадцать лет. Мы – компания подростков из драматического кружка при Доме учителя. Сами себя считаем начитанными, интелегентными и талантливыми. За окном 93й год.

Все знают Сэлинджера. Все перечитывают Ричарда Баха. Его знаменитую "Чайку по имени Джонатан Левингстон". И Фолкнера и Хемингуэя. Мы бредим этими гениями. Взахлёб и наизусть цетируем целые абзацы. Волшебство слова, новое веяние, американская жизнь без прикрас. Мы жили, любили и страдали с героями книг. И, конечно же, обсуждали друг с другом прочитанное.

Однажды Сашка – маленький( маленьким стали звать, потому что был Сашка старше и пришедший в кружок раньше. И чтоб не путать, пришлось разделить на большого и маленького) со свойственной ему эмоциональностью восторгался рассказом " У швербота". Он задыхался от чувств и кричал: " Вот как надо воспитывать ребёнка! Ты понимаешь, какая она гениальная мать?! Крутая! С малышом говорит, как со взрослым. Уважает его мир и волю. А как она закуривает и присаживается по индейски, скрестив ноги! Умная и крутая!!! Как тонко он всё схватил. Самую суть!"