Король

— Но нужны еще медальон и цепь, — добавил кто-то.

— Медальон и цепь пропали.

— Они попали к герулам, — возразил другой отунг.

— Настоящего короля не может быть без цепи и медальона, — сказал воин.

— Преданность ему была завещана нам отцами кланов, — произнес кто-то.

— Да!

— Так что теперь у нас не может быть настоящего короля.

— Я пришел к вам не для того, чтобы стать королем, — заявил великан. — Я пришел, чтобы набрать воинов — моих товарищей, настоящих бойцов.

— Это телнарианский разведчик! — выкрикнул один из воинов.

— Нет, разведчик герулов! Смотрите, у него нож такой, как у герулов! — добавил другой.

Великан отрезал ножом герулов еще кусок мяса и передал его Яте, одаряя своих вероятных союзников.

Затем он поднялся над тушей, над которой склонился, отрезая мясо, и выпрямился на столе.

— Убирайся отсюда, чужак! — прикрикнул на него Ролоф.

Великан вытащил меч из туши, куда перед тем вонзил его.

— Пусть чужак станет годовым королем, — предложил Ульрих. — В этом случае ни один дом, ни один клан не будет иметь преимуществ перед другими. К чему тебе, Ролоф, или тебе, Валдемар, или Гундару, Гартнару, Гелериху или Астараксу и всем другим знатным отунгам пятнать свою честь, становясь годовым королем? Принять этот трон — бесчестье, а не честь. Быть таким королем — не слава, а позор. Это трон не отунгов, а герулов.

— Уступая чужаку, — добавил его сосед, — вы не посрамите свою честь, ибо никто из ваших соперников не одержит над вами верх.

— И этим вы выразите презрение герулам, — поддержал третий отунг.

— Нет! — крикнул Ролоф. — Я стану королем, хотя бы на год!

— Нет, я! — перебил Валдемар.

— Нет! — вступили в спор все остальные. — Я! Я!

— Увы, все пропало, — произнес Ульрих.

— Нет, — покачал головой великан.

— Почему? — удивился Ульрих.

— Потому что доля героя уже захвачена, — объяснил великан.

— Верно, господа, — откликнулся Урта. — Между вами и королевским троном уже стоит чужак.

Претенденты и их вассалы вскочили. Но более дюжины молодых воинов, перед которыми было положено мясо, тоже поднялись.

— Стойте! — крикнул Урта.

— Мой отряд, — сказал великан, — открыт для всех кланов, всех отунгов и других вандалов.

— Кому же будет предан этот отряд, — спросил один из его противников, — Телнарии, нашим заклятым врагам, из-за которых мы терпим изгнание на Тангаре?

— Нет, — не согласился великан, — не Телнарии.

— Тогда кому же? — спрашивал воин.

— Мне, — коротко ответил великан. В зале наступило молчание.

— Убейте его, — приказал Ролоф, указав на великана. Шестеро воинов бросились к его столу.

— Нет! — послышались голоса в зале. Конечно, благородный Ролоф сделал ошибку, отдав такой приказ.

Он не соответствовал обычаям отунгов. Кроме того, Ролоф не знал, каким человеком был великан-чужак. В то время никто из сидящих в зале не подозревал об этом. Его ошибка была двоякой — с одной стороны, он нарушил гражданские законы, и с другой, совершил неправедный суд.

Мнения присутствующих в зале разделились, однако и то, и другое было выражено бурными криками.

С внезапным диким криком, поразившим всех, кто был в зале, одновременно радостным и возбужденным криком освобождения от долго сдерживаемого раздражения, слишком долго испытываемого терпения, с пронзительным криком ярости, восторженного бешенства, с облегченным, насмешливым, освобожденным криком, подобным вспышке огня, внезапному, неожиданному оглушающему звуку грома из низко нависших, набухших дождем туч, животным и благодарным криком, который мог бы испустить изголодавшийся человек при виде пищи, утомленный жаждой при виде воды, великан спрыгнул со стола. Огромный меч взметнулся в воздух, без труда поднятый, несмотря на свой чудовищный вес. Великан вертел его в руках так же легко, как соломинку, нанося мгновенные удары, и меч в его руках превратился в размытую, почти неразличимую, но смертоносную стальную дугу.

Мнения о том, что случилось дальше, и порядок, в котором были изложены эти события, различаются у разных летописцев. Несмотря на прискорбность подобных расхождений, они вполне понятный бывают распространены при описании сложных событий, внезапно произошедших на глазах у толпы с такой быстротой, что даже очевидцы иногда сообщают о них противоречивые сведения. Несомненно, все они были поражены и смущены, все произошло стремительно и закончилось мгновенно, дальнейшее казалось туманным, некоторые преимущества были яснее прочих, — то, что заметили очевидцы, могло зависеть от того, что они ожидали заметить, кроме того, память иногда склонна подводить, особенно в таких случаях, когда события мелькают одно за другим. Не лишне также вспомнить, что зал был плохо освещен.

Далее я последую в основном рассказу Орбана из дома Орикса, как указано у второго летописца Армениона, чьи манускрипты были переработаны Теминием. Я выбрал их не потому, что считал самыми точными, ибо я не знал, как могу судить о точности, — нет, я полагался на импонирующую мне сдержанность в манере изложения.

Приношу свои извинения на этот счет, но напоминаю еще раз, что времена тогда были совсем иными, не похожими на наши.