Король

«Дети лейтенанта Шмидта», – сразу же осенило Леонида. Ну да, ситуация складывалась очень даже похожая. Так, может, так же и нужно было действовать – чем проще да глупей, тем надежнее!

– Х-хо!!! – закрыв рукою глаза, Арцыбашев отпрянул, словно бы не верил в столь неожиданно радостную встречу. – Кого я вижу! Помнишь отца Филофея, мил человек? Как он варил похлебку, а потом всем раздавал, а тем двум недоумкам, Федохе и Грине, не осталось. Я вот тебя запомнил, ты, друже, еще хоругвь со Святым Николаем нес… Ну, не молчи, говори же хоть что-нибудь, – заключив толстяка в объятия, зашептал молодой человек.

Надо отдать должное, бородач сообразил сразу. Ухмыльнулся да со всей дури хлопнул Арцыбашева по спине… едва дух не выбил!

– Нес! Святого Николая нес! И этих двух недоумков – помню. Как им варева не досталось, хы… А у тебя, друже, плащ зеленый был… что-то не вижу.

– Так старцу одному отдал. Старику Крупскому, помнишь его?

– Кто ж не знает старика Крупского! А помнишь, как кулачный бой устроили?

– А, те трое молодцов? Под Вязьмой еще… И девы юные, помнится, были…

– Дева со мной. Одна, уж по крайней мере… А парней помнишь? Отроцев? С дерева-то еще один упал.

– Да-да, было, было. Вижу, как сейчас – падал. Темненький такой отрок. Ногу еще сломал, верещал потом зело.

– Не сломал, нет. Подвернул только.

– А отец Филофей, ох… ну, это… истинно святой человек!

– Истину глаголешь, друже. Таких бы побольше.

Как ни странно, сии, напоминающие бородатый анекдот, диалоги несколько успокоили ясновельможного пана. Он даже не дослушал, махнул рукой да поднялся на ноги:

– В людскую оба идите. Ну, где все ваши. Стеречь вас боле не будут, будут приглядывать. Хоть вы и паломники, а все ж… Ночь переночуете, а завтра, как обещал, сопровождающих дам.

Выпроводив новоявленных «знакомцев», пан Гресь подошел к человеку в рясе и произнес лишь одно слово:

– Ну?

– Врут оба, – откинув капюшон, с усмешкой заявил худощавый мужчина лет сорока со смуглым, с резко очерченными скулами, лицом, тонким породистым носом и темными, глубоко запавшими глазами. По виду, это было лицо мыслителя или монаха… Монахом сей славный муж и был.

– Что-что, падре Валентино? Говорите, врут?

– Без зазрения совести, синьор Грецо!

– Знаете, падре, я тоже так и подумал. Слушком уж наигранно все, грубо… как в плохой пьесе.

– Правда, не думаю, что они все – шпионы, – между тем продолжал монах. – Скорее, беглые. Хотя проверить следует, и жестко. Раз уж они сразу же начали лгать.

Пан Гресь неожиданно улыбнулся:

– А с чего вы вообще решили, что они лгут, брат Валентино?

– Хм… – падре задумался, погладив рукой тщательно выбритую тонзуру. – Видите ли, второй – толстяк – явно из беглых холопов, я видел у него на запястье следы от цепей. В такие в Московии обычно заковывают провинившихся рабов. Как в Риме, при императорах. Дикость! Мерзкая отсталая дикость!

– Ваша наблюдательность делает вам честь, брат Валентино. А что скажете о втором… вернее, о первом? Он показался мне, как бы это сказать… человеком из общества.

– И первый явно не тот, за кого себя выдает, – хмыкнул падре. – Он пару раз говорил так, как говорят в Германии мерзкие еретики лютеране. Поверьте мне, эти люди готовы на многое. Как человек православной конфессии, вы, мой дорогой синьор Грецо, конечно, не доверяете ордену братства Иисуса. А зря! Дела-то у нас сейчас – общие. Если московиты заберут себе часть Ливонии, это еще полбеды, но вот если еретики-лютеране распространят свою власть и влияние далеко к югу – всем нам мало не покажется. Ни вам, православным, ни нам, смиренным детям папы. Поганые шведы терзают берега Балтики, аки псы!

Беседа шла по-русски, вернее, на том его варианте, который с давних пор использовался в Великом княжестве Литовском в качестве официального государственного языка. Брат Валентино говорил очень хорошо, практически без акцента… и точно так же он говорил по-польски, по-немецки, по-гречески… И один только Бог ведал, каков его родной язык.

Вернувшись, Леонид радостно сообщил всем благую весть: их больше не будут терзать подозрениями и даже дадут сопровождающего до Орши.

– А вот это нам бы совсем не надобно, – оглядываясь на дверь, понизил голос король. – Ну, да ничего, что-нибудь придумаем. Главное, убраться поскорей из этого чертова замка, что-то мне здесь совсем не нравится.

– Мне тоже не нравится, – пригладив волосы, согласно кивнула Маша. – Может, прямо сейчас уйдем?

Все такой же хмурый, как и с утра, Михутря скептически хмыкнул:

– На ночь-то глядя? Ага, уехали… Это уж сильно подозрительно будет. Скажут – бежали без задних ног.

– Если уж «без задних ног», то не бежали, а дрыхли, – занудливо поправила княжна. – А бежали – «со всех ног».

Бравый капитан скривился:

– Дрыхли? Что за новое словцо, моя госпожа?

– Ну, в смысле спали.

– Миша прав, вечером уходить нельзя, – поддержал приятеля Арцыбашев. – И впрямь, слишком уж подозрительно…

Договорить им не дали, в распахнувшуюся дверь заглянул стражник в кирасе и, узрев Леонида, поманил его пальцем, обращаясь, впрочем, вполне вежливо: